А Озерова написала старушку в красном берете, одиноко съежившуюся на лавочке под дождем, чем заставила заплакать преподавателя. И работа ее долго висела в аудитории, как лучшая.
Распределение после Мухи было свободным. То есть идите, дорогие господа студенты, на все четыре стороны. Хотите, рисуйте фантики, хотите, вынашивайте в себе свою «нетленку», хотите, пишите «жопись» с домиками, озерцом и ромашками на переднем плане. Это хорошо продается, если вы, конечно, сможете пристроить свое творение в отделы мебельных центров.
Но Лере неожиданно сделали интересное предложение – пригласили в реставрационную мастерскую при известном антикварном салоне. О таком выпускнице академии даже мечтать было смело, – туда брали людей с опытом. Салон занимал целых три этажа. Первый и последний – были рабочими, там сидели реставраторы, а на втором был выставочный зал, он же торговый. Точнее, первый этаж был полуподвальным и у сотрудников назывался «подземелье». Леру посадили туда, но девушка была рада своей работе. Она находилась среди холстов, кистей и красок. Что могло быть лучше?
Правда, реставрацией великих полотен, как мечталось, пока заниматься не приходилось. Она смешивала краски в респираторе, добавляя в них свинец, что меняло состав современных красок. Патинировала рамы. Иногда приносили трогательные картины неизвестных художников прошлого века облупившиеся, растрескавшиеся. Но заказчики умоляли восстановить семейные реликвии. Однажды к Лере подошел хозяин мастерской Павел Аркадьевич, прозванный в народе Павлом первым, с необычной просьбой.
– Сможешь это восстановить? – и протянул небольшое полотно.
– Но это же копия Левитана? Зачем кому то понадобилось реставрировать копию? Да и реставрация будет стоить намного дороже, а по срокам и дольше.
– И что ты предлагаешь? – блеснул очками в тонкой оправе шеф. Он потрогал прядь волос, прикрывавшую лысину, как делал это всегда, когда волновался.
Круглый живот обтягивал модный джемпер яркой оранжевой расцветки, узкие джинсы известной фирмы на тонких ножках смотрелись жалко и дешево. Вздернутый нос и чересчур большая голова на покатых плечах и, правда, придавали сходство с Императором Павлом первым, но шеф представлял себя стройным и красивым и всячески старался соответствовать молодой жене – крашеной брюнетке с пышной грудью. Жену звали Эллина – по крайней мере, она так себя называла. Одевалась она в яркие одежды. На ней всего было много: блесток, страз, кожи и меха. Пухлые губы ярко мазались вишневой помадой, а ресницы покрывались тушью в таком количестве, что глаз за ними было не рассмотреть.
Вера Тимофеевна при виде ее опускала голову и начинала глубоко дышать, не произнося при этом ни слова.
– Может, я сделаю просто новую копию? – Лера покосилась на шефа, боясь навлечь на себя его гнев.
Но гнева не было. Шеф засучил ногами, словно собираясь пуститься в пляс,