«Издание конституции всегда является юридическим актом, закрепляющим фактический переворот, заключающийся в сдвиге прежних держателей власти с их господствующих позиций и занятия этих позиций новыми общественными силами».
А.С. Алексеев2
«Демократия угрожает всем возвышенным историческим воспоминаниям, всякой умственной тонкости и оригинальности, но ее гегемония – несомненный факт, и человеческая культура должна суметь ужиться с ней».
С.А. Котляревский3
I
Издавна повелось считать общество, не имеющее законов, скопищем варваров. Ведь человек может считать себя свободным лишь под защитой единого для всех и беспристрастного ока Справедливости, которая воплощена в законах. «Откуда добросовестность, воздержанность, отвращение к позорным поступкам, откуда стойкость в трудах и опасностях? Все это исходит от тех людей, которые обычаями подтвердили одно, другое укрепили законами»4.
С покрытых сединой древности веков общеизвестно, что закон не только не позволяет сильному безнаказанного обидеть слабого, отобрать чужое имущество или жену, подчинить своей воле другого соотечественника, но и описывает тот объем личной свободы, «субъективных прав», которые государство предоставляет каждому своему подданному. «Создаются законы по той причине, чтобы страхом перед ними обуздывались людская испорченность, и чтобы жизнь невинных была безопасна среди преступников, и чтобы у дурных людей страхом наказания сдерживалось намерение нанести вред»5.
Нет государства, которое бы не создавало законы. А для этого в обществе должна присутствовать верховная власть, содержащая в себе три элемента: силу, возможность (или правомочие) распоряжаться ею, и субъекта власти, ее применяющего6. Власть творит законы, она же обеспечивает их повсеместное и точное исполнение, утверждает «права» и оберегает свободу человека.
Напротив, отсутствие у гражданина узаконенных «прав» – первый признак того, что власть безразлична к человеку, не признает его достоинства7. Стало быть, не всякая власть, даже вымостившая свой путь законами, радеет о человеке. И закон, исходящий от такой власти, способен вместо помощника и спасителя стать первым врагом человека, унизить его и уничтожить, как личность. История на самом деле демонстрирует немало примеров, когда она, наделив своего носителя абсолютными правомочиями, невероятно возвышает его над всеми. А этот избранник судьбы, не в силах противиться соблазну, впадает в остервенение вседозволенности, используя свое могущество для личного блага и, как следствие, во вред остальным лицам.
Неважно в данном случае, где ущемляются права других граждан – в религиозной, политической или экономической сферах. Важно другое: эти негативные события всегда имеют место, разница лишь в степени злонамеренности. Нет государства, полностью свободного от подобных злоупотреблений со стороны суверена8. Отсюда – один шаг до вопроса, который издревле постоянно терзает человека – как обезопаситься от самой верховной власти, своего «благодетеля-деспота»?9
С античных времен философы и правоведы мечтали найти такое политическое устройство, при котором верховная власть не будет прибежищем тиранов. Обычно полагали, и с этим в известных пределах трудно спорить, что основная проблема заключается в форме правления: есть «правильные», а есть и наоборот. С присущим им академизмом Платон (428-348 до Р.Х.) и Аристотель (384-322 до Р.Х.) подробно описали каждое из всех существующих в их время10. Впрочем, все они повсеместно встречались и в последующие века, человечество ничего кардинально нового с тех пор в этой области не изобрело. Однако поиски политического «философского камня» так и не привели к формированию единого мнения на сей счет.
Для кого-то оптимальной формой правления мыслилась выборная, представительная демократия, рожденная в недрах республики. Их оппоненты утверждали, что единственно правильной является непосредственная демократия. Другие, как многомудрый Платон, считали, что совет старейшин – философов, познавших истину и обладающих большим жизненным опытом, не имеет себе альтернативы. Третьи доверчиво отдавали свои симпатии абсолютной, неограниченной монархии, полагая, что нравственные заповеди, черпаемые единоличным правителем, монархом, из народного религиозного культа, – лучшая преграда против безумств «власти толпы», охлократии. А четвертые ратовали за такое государственное устройство, которое соединяет в себе частично все формы правления. Пожалуй, только олигархия, или совместное правление небольшого числа самых обеспеченных лиц в государстве, не снискала поклонников. И термин «семибоярщина» по сей день в русском языке является символом самого беспощадного политического эгоцентризма, когда о благе народа следует решительно забыть.
Впрочем, объективность обязывает заметить, что, оставаясь безучастной к горячим теоретическим дебатам,