– Не знала, что ты любишь футбол. – постаравшись сделать отстраненный голос, я обратилась к девушке, что не отрывалась от экрана.
– Ради бога, Эш! Женщины смотрят его совсем не ради игры. – она на мгновение обернулась ко мне и поиграла бровями. – Вот он, смотри! Господи, я бы душу дьяволу продала за то, чтобы…
– Кортни, Боже! – я попыталась вернуться к протиранию стойки, честно, но глаза уже смотрели на брюнета в белой футболке с номером двадцать три на груди.
– Он такой красавчик, с ума сойти можно! – пальцы сжали тряпку, отчего несколько капель скатились по оголенной голени. Еще в школе он всегда производил именно такое впечатление на женский пол, со временем и всемирной известностью эффект только усилился. – Жаль только, что скоро он покинет рейтинг завидных холостяков. – моя грудь сжалась, а тело словно парализовало.
– Что? – это был не мой надломленный голос, что прозвучал откуда-то изнутри. Это был голос девочки, которую он когда-то спас. Спас в глобальном смысле этого слова. Он вернул ей надежду на то, что у нее все еще есть шанс на счастье. И она до сих пор безнадежно его любила, хоть и сама оттолкнула когда-то. Сейчас же, с каждым мгновением его триумфа, я убеждаюсь в правильности своего решения. Он заслуживает большего, чем я когда-либо смогла бы ему дать.
– Все таблоиды пестрят заголовками о его помолвке. Ты совсем не следишь за светской жизнью, Эшли. – это когда-то должно было произойти. Я сделала себя всего лишь одной страницей в его насыщенной жизни, и помогла ее перевернуть своими же руками. – Эш, ты в порядке? – я медленно моргнула и отвернулась, снова начав тереть уже итак сверкавшую стойку. – В эти входные у него игра здесь, как думаешь, он смог бы обратить на меня внимание?
– Все возможно. – буднично ответила я, не придавая и малейшего значения словам. Звоночек над дверью звякнул, извещая о долгожданном клиенте.
– Ты уверен? Здесь же никого нет. Это какая-то нищенская забегаловка. Пойдем в другое место, милый. – недовольно протараторил женский голос. Его обладательница и не пыталась говорить так, чтобы мы ее не услышали. Но, за годы работы в подобных заведениях, у меня выработался иммунитет к инфантильным занозам в заднице. Глубоко вдохнув, я обернулась, как мой, так называемый, иммунитет испарился. Высокий брюнет задержался в дверях, когда его спутница уже направилась вдоль столов.
Мы стояли друг напротив друга, и, кажется, не могли сделать и вдоха. Прошло пять лет, а его глаза до сих пор заставляли меня умирать и возрождаться. Снова и снова. Я нескончаемое количество раз пыталась их забыть, но у меня не было ни единого шанса. Одной из причин было то, что дома каждый день меня ждали точно такие же.
И если Джексон Пирс узнает об этом, то он меня уничтожит.
Глава 1
Пять лет назад
Эшли
Мой отец ушел от нас, когда мне было четыре. Я не знаю причины, кроме как той, что он просто был мудаком. Я плохо помнила то время, но моя мать с ним не была такой как сейчас. Это я могла сказать точно. Она была домохозяйкой, поэтому, ей пришлось срочно искать работу, когда стало понятно, что отец не собирается нам помогать. Она нашла ее достаточно быстро, устроилась секретарем какого-то заурядного адвокатишки, в занюханном маленьком офисе, с оранжевой мигающей вывеской над входом. Ее я хорошо помнила, ведь мать меня слишком часто брала с собой.
Она не была плохой матерью. Она пыталась справляться, в меру своих возможностей. С тех пор, как ушел отец, каждый вечер пятницы и субботы она гнала меня спать на два часа раньше, чем обычно, чтобы дать себе время побыть наедине с собой… и бутылкой. Я так сильно сжимала пальцами одеяло, пока слушала ее всхлипы, доносившиеся с кухни, что на утро они болели. Только позже я поняла, что она страдала не по отцу, а по отсутствию мужчины в принципе. Иначе, я никак не могу дать определение тому, что спустя два года, в нашей жизни появился Джо Коллинз. Вместе с перечнем своих правил, которые, может, и не поддерживала моя мать, но перечить не смела.
Вообще, я очень быстро усваивала как надо, а как не надо. В нашей «семье» было нельзя: смеяться вечером, есть на улице, прыгать, бегать, как я поняла, активно себя вести и привлекать внимание. Нельзя есть у себя, нельзя включать телевизор, нельзя уклоняться от ремня. Нельзя не доедать свою еду. Я научилась запихивать в себя абсолютно любую пищу: горелую, пересоленную, или и вовсе не пищу, если это того требует. В противном случае по тебе пройдется ремень, синяки от которого запрещено мазать мазью или еще как-либо лечить, потому что, это наказание.
Есть отвратительный тест, если замахнуться на собаку, и она вздрогнет, значит, ее били. Я вздрагивала от того, что он вставал.
У этого человека была одна сверхспособность – вывернуть все так, как он хочет. Виноватой всегда окажешься ты.
Какой же я была идиоткой, думая, что моя жизнь не может быть еще хуже. В пекло она рухнула только спустя шесть с половиной лет. И до сих пор я жила в самом эпицентре.
Сквозь окно уже