Получила я эту рукопись не сразу. Дядя говорил, что тема очень специфическая, что нельзя воцерковленным этого читать, что писал он не для прочтения кем-то, а потому, что не мог не писать, потому что такова была воля Светлого. При этом велено ему было не беспокоиться о том, для чего и кого пишет. Было условия – писать первоначально только от руки.
Наверное, я бы не узнала о рукописи, но случилось так, что у дяди открылась большая язва в желудке. Я положила Бориса к себе в отделение, где работала младшим научным сотрудником. У меня был свой кабинет, в котором стояла печатная машинка, вот он и попросил разрешения проводить вечера в моём кабинете. Я разрешила. Как-то я нагла на полу, оброненный дядей печатный лист, прочитала его и стала задавать вопросы. Ответил, что не хочет об этом говорить. Я не стала настаивать.
Когда умерла моя бабушка, его мать, мы встретились на похоронах и разговорились о том, что сейчас с её душой происходит. Я предположила, что бабушка незримо присутствует на похоронах. Борис сказал, что мамы рядом нет, что она далеко и ей хорошо. Слово за слово, и он рассказал мне о рукописи. Так всё и началось.
Первоначально он только рассказывал мне кое-какие эпизоды, потом разрешил почитать ещё не оконченную рукопись, не вынося из его дома. Разумеется, прочитала я тогда несколько первых глав, тех что были им отпечатаны. Я видела рукопись, написанную его, положенным влево, почерком. Попросила его дать экземпляр книги, когда она будет напечатана. Он сказал, что книга ещё не окончена. Задержка с написанием случилась из-за того, что в какое-то время возникли проблемы с покупкой бумаги. Устроился расклеивать объявления и писал на обратной их стороне. Писал – на чём придётся – это было видно.
В итоге две папки-скоросшиватели, получил мой отец, когда Борис приехал к нему в гости. Они с мамой прочитали рукопись, и предложили её прочитать мне. Но я была очень занята и отложила прочтение на «потом», а потом забыла о тексте. Вспомнила пару лет спустя. Забрала папки к себе, сказав, что потихоньку перепечатаю текст, чтобы даль почитать уже повзрослевшим детям и парочке подруг.
Времени было мало, и перепечатка рукописи продвигалась медленно. Недавно решила разместить уже напечатанное на каком-нибудь литературном форуме, потому что текст кажется мне интересным. Борис рассказывает интересные эпизоды из своей жизни. Кроме воспоминаний описываются некие мистические события связанные с Иисусом, Хранителем, Матфеем, Лукой и некоторыми другими библейскими персонажами. Борис уверял, что это не фантазии, не литературный приём, а произошло с ним реально. Так ли это? Не поручусь… Мои родители воспринимали написанное, как автобиографическую повесть с элементами мистики… Пусть так. Будет ли роман кому-то интересен или нет, не знаю. Борис был ещё жив, когда я спросила у него разрешение поместить рукопись в Интернете. Он сказал, что тяжело болен, и ему всё равно. У него был обнаружен рак горла.
Дядя уже умер. Не так давно он приснился мне, во сне поцеловав меня, и я решила, что надо понемногу начать размещать, написанную им книгу.
Евангелие – атеисту – отрицание отрицания
В начале было Слово, и Слово было у Бога…
Глава 1.Начало
Спрятавшись в густом лапнике ели и вцепившись в ее шершавый липкий ствол, приникнув к ней всем телом, и щекою понял я, что не спрятался и увиден, замечен, взглянул в бездонные синие глаза и в невыразимом ужасе поняв, что душа моя покинула тело, бросился бежать. Удивительно, что я ни разу не упал в том паническом бегстве сквозь густые лапы елей, ветки кустарника на опушке, которые хватали, цепляли меня за одежду. Затем были какие-то колдобины, промоины, неровности обработанного поля, густо засеянного кормовыми травами, опутывавшими мои ноги. Бег был так стремителен, что ветер свистел у лица и срывал слезы с углов глаз и, забивая через открытый рот плотной пробкой глотку, был плотен и ощутим, словно я не бежал, а несся на мотоцикле.
Перелетев, таким образом, поле и очутившись на опушке другого лесного массива, я чуть не споткнулся о ствол, весной поваленной ветром, старой, еще не умершей, березы, с черным мощным комлем и глыбой, вывороченного с дерном и землею, корневища. Последним усилием перепрыгнул и, обессилев в прыжке, осел на тропу, буквально свалился с ног, неосознанно подвернув их под себя «по-узбекски», как привык в детстве, в Фергане, где был с матерью, теткой и братом в эвакуации в начале войны. Сидел я вплотную к лежащему стволу. Рюкзачком за спиною опираясь в изогнутый комель и дернину корневища. Я задыхался. Сердце готово было выпрыгнуть через глотку. Пот струился и стекал по голове, лицу, шее под одежду, и была она под курткой противно липкой и сырой. Дыхание странно быстро восстановилось, и сердцебиение успокоилось, только дрожь продолжала бить все тело. С трудом я высвободился от лямок рюкзачка, достал из кармашка пачку сигарет и зажигалку. Вынимая трясущимися руками сигарету, я рассыпал несколько по траве, но собирать не стал, прикурил