Жизнь счастливых семейств на берегах этого озера изменилась навсегда и к лучшему. Для представителей окружающего местного народа, жившего на этом плато в изоляции в течение семи поколений, не изменилось почти ничего. Они работали на новоприбывших, но держались от них на расстоянии, живя тяжким трудом с земли, заготавливая лес, производя древесный уголь и перегоняя, во время «сухого закона», самогон.
Два разных мира.
Легенд хватало с избытком. Обосновавшиеся в горах семейства, в особенности девять из них, считались потомками гессенских наемников, дезертиров из британской армии во время Американской революции, привлеченных в эту местность ее сходством с их родным Шварцвальдом, Черным Лесом, который был прославлен братьями Гримм как источник всего зловещего. Местный талант, Вашингтон Ирвинг[3], запечатлел то же неизъяснимо жуткое настроение лесов, холмов и озер на севере штата, где безучастная свирепость природы поражала тех, кто осмеливался вторгаться и пытаться приручить ее. Всякий раз, когда стекла окон сотрясал гром, Бетти ссылалась на местные предания: то призрачные голландцы Рипа ван Винкля[4] забавляются игрой в кегли в своем горном логове.
Когда мы были подростками, местные жители представлялись нам кем-то вроде крестьян из русской литературы: колоритными, унылыми, преданными, с душком неопознанной опасности. Более прозаическое объяснение, к которому мы пришли позднее, состоит в том, что два столетия лишений, невежества, смешанных браков, алкоголизма, безумия и кровосмешения не принесли почти ничего, кроме боли и трагедии. Мы постоянно слышали шепотки о случавшихся «в горах» ужасных вещах и встречали многих из этих людей на протяжении всего детства. Немногие из тех историй пробирали меня до костей; достаточно сказать, что, когда позднее я посмотрел фильм «Избавление», тамошние местные показались мне знакомыми.
Итак, к истории о призраках Бетти: двое местных работяг возвращаются к себе в горы после еженедельного ритуала с посещением городского паба в день зарплаты и сталкиваются с чем-то сверхъестественным.
Полная луна. Ясная, тихая ночь, ранняя осень, дыхание зимы в воздухе.
И вдруг – мучительно долгий, громкий, похожий на мычание стон со стороны коровьего пруда. И вслед за стоном над водой возникает в лунном свете мерцание, принимающее в проспиртованных мозгах форму борющейся человеческой фигуры. Объятые страхом и подгоняемые ужасом, пьянчужки мгновенно трезвеют и бегут домой, обещая отказаться от дурных привычек.
Мы слушали выпучив глаза, ведь каждый день проходили мимо Коровьего пруда, поднимаясь и спускаясь с горы. Привидения? Проклятье.
– На следующий день, – посмеиваясь, продолжала Бетти, – соседний фермер обнаружил, что одна из его коров заблудилась да и увязла на мелководье.
– А с чего они вообще решили, что это призрак? – с детской наивностью спрашивал я.
– О… Десятью годами ранее в том самом пруду обнаружили тело молодой женщины, жертвы убийства. – Бетти подает это как объяснение, кульминационный момент, заключение.
Я же воспринял все по-другому. Там, в пруду, умер реальный человек. Бетти не называла имени несчастной и, даже когда ее расспрашивали, никаких подробностей вспомнить не могла. С течением времени ни единого факта о той молодой женщине не появилось – возможно, вся история была полностью выдумана, – но образ бедной, позабытой души поселился в уголке моего сознания.
Спустя два года в Калифорнии то же чувство коснулось меня. Во время учебы в школе-интернате в Канаде четырнадцатилетняя Сьюзан Фрески, дочь босса моего отца и сестра одного из моих лучших друзей, подверглась нападению и была убита психически неуравновешенным молодым человеком. По мере того как я узнавал больше о широко распространенной угрозе сексуального насилия, с которой женщины сталкиваются в повседневной жизни, эти два ужасных события объединялись в моем сознании.
Двадцать пять лет спустя эти воспоминания обрели вымышленную жизнь в образе Лоры Палмер. Или, скорее, Лора Палмер позволила исследовать и объяснить возможные варианты случившегося с той бедняжкой в пруду.
После того как «Твин Пикс» вышел в эфир, я сам купил дом на этом озере и впервые за последние десятилетия стал проводить там лето. Оказалось, что парень, которого я знал с детства, Джон Уолш, местный мастер на все руки и старожил, – его дед работал на моего прадеда и Бетти, – так же, как и я, интересуется этим случаем и многие годы пытается разобраться в нем.
Она была самая что ни на есть настоящая. У нее было имя. Двадцатилетняя Хейзел Дрю – красивая блондинка, так или иначе связанная со многими влиятельными людьми, – умерла в том пруду жаркой июльской