– Он, мелкий мерзавец, сказал, что она «не вышла фигурой», и поэтому он не будет танцевать с ней. А еще ее приняли в универ, – женщина выдохнула, переместилась к холодильнику и изучила его изнутри. – Еду закажу. Будешь ризотто? Пап?
Но папа уже поднимался к внучке.
Он не стал церемониться и сразу вошел. Девушка сидела в кресле напротив двери, поджав ноги. При виде вошедшего старика она вновь зарыдала:
– Уйди, я все равно покончу с собой. Вы мне не помешаете, – она размазала слезы. – Уходи.
Дед же молча закрыл дверь и прислонился к ней. Сложил руки на груди и попросил:
– София Константиновна, встань, пожалуйста, в центр комнаты. И кричать бесполезно на меня, – он вынул слуховой аппарат и положил его в карман.
Минута ушла на то, чтобы София наконец поднялась, подошла к деду и вернула устройство на место.
– О, ты что-то сказала, дорогая? – старик ожил словно только что включенный робот.
Слабое подобие улыбки всколыхнуло губы девушки. Она встала под лучи испанского солнца и оказалась почти в центре просторной комнаты. Дед внимательно ее разглядывал, будто выбирал себе спутницу жизни. Ну, или хотя бы домработницу в надежде поразвлечься с ней.
– Ну да, не Дюймовочка. И волосы как у матери. И руки – отца. А где он, кстати?
Через секунду София лежала на кровати и содрогалась от рыданий. Дед же спокойно прошел к креслу, придвинул к кровати и сел.
– Я обижен! – он действительно поднял голос. – И возмущен. Почему я не могу оценить свою родную внучку, единственную, а какая-то мелочь может? Нет, ну почему, не понимаю.
Минут пять-семь оба молчали. Только подросток иногда всхлипывала и шмыгала носом. Затем повернулась к старику.
– Деда, это было обидно, – София села на кровати и повернулась к старику. Спокойный ровный голос, словно диктор готовится продолжать читать новости.
– И мне обидно, когда на реплики какого-то молокососа моя любимая внучка так реагирует, – старик от возмущения стукнул кулаком по подлокотнику и вновь сжал пальцы в замок. – Так… так непонятно как.
– Ну просто… – София явно подбирала слова. – Просто он видел мое последнее выступление. Ну, в кружке, помнишь, говорила?
Дед кивнул и улыбнулся.
– Я там упала. Запуталась. Это все так… так не для меня. Вы вон какие с мамой. А я. У меня ничего не получается, – девушка готова была заплакать, но сдержалась в последний момент. Лишь глаза покраснели от напряжения и возмущения.
Дед склонил голову и прищурился.
– Ты упала, он увидел, и поэтому ты решила, что недостойна его? Я правильно тебя понял, внучка? – голубые глаза деда смотрели на Софию. Та подернула плечами.
– Ну. Ну там еще Мари появилась. Ну, я запуталась, – и девушка упала на спину.
Дед поднялся и вышел на середину комнаты. Внучка повернулась на бок и стала наблюдать. Старик достал телефон, попробовал что-то найти, но в итоге сдался и протянул его внучке: «Очки на кухне забыл. Найти свою любимую».
Глаза Софии заблестели. Ей понадобилось несколько секунд.
Комнату заполнила музыка бачаты.
Пританцовывая и четко выдерживая ритм, дед начал передвигаться по деревянному полу. Он едва касался его ногами. Этот небольшой, но затейливый футворк вывел девушку из плена сумрачных мыслей.
К вечеру девушка успокоилась и даже поужинала. Переводя взгляд с одного взрослого на другого, она с нахмуренным лбом ела заказанную лазанью. Ризотто мама решила отложить и как-нибудь приготовить сама. Через пару дней к приезду мужа, например. Дед едва притронулся к еде: он ковырял поджаренный слой из сыра и задумчиво смотрел в окно. Там же, несмотря на сумерки, казалось, неопытный художник запнулся и выронил палитру с красками. Весна в Валенсии была яркой и насыщенной во всех смыслах.
Дом постепенно тонул в окружении зацветавших апельсиновых деревьев, а запах вытаскивал из памяти лучшие моменты, от которых иногда начинало щипать в уголках глаз.
– Соф, ты определилась с направлением? – перед мамой на тарелке вместо лазаньи была овощная нарезка.
– Нет, – едва успев прожевать, ответила девушка и повернулась к деду. – Дед, почему Испания?
– Нам тут было хорошо. Мы решили остаться, – старик посмотрел на внучку. Улыбка была его вечным спутником, только иногда уголки губ немного уставали.
– Вот так просто? В незнакомой стране? – София отодвинула пустую тарелку и промокнула губы салфеткой.
– Да, просто так. Почему нет? – дед пожал плечами. – Если хочешь, надо делать. Особенно, если тебя поддерживают.
Женщина глянула на отца, поднялась и начала неспеша убирать посуду. Старик же продолжил:
– Знаешь, я понял это слишком поздно, но хорошо, что это случилось в принципе. Надо самому нести ответственность за свою жизнь, тогда все сложится, как хочешь. И преград почти не будет, –