А все-таки она чувствовала, что сердце ее разрывается на части; все-таки она не могла удержаться от слез, любуясь на дивный цветок, столь великолепный и ароматный, который, должно быть, так дорог Агриколю, потому что подарила его прелестная рука.
– А теперь, матушка, – продолжал со смехом молодой кузнец, не замечая грустного волнения Горбуньи, – вы изволили скушать раньше супа пирожное, что касается рассказов, я вам сообщил одну из причин моего замедления… а вот и другая… Сейчас, войдя в дом, я внизу на лестнице встретился с красильщиком; рука у него была окрашена в превосходный зеленый цвет; он меня остановил и объявил с испуганным видом, что заметил бродившего около нашего дома какого-то довольно хорошо одетого господина, который, казалось, за кем-то подсматривал… «Ну, так что же нам-то до этого, папаша Лорио? – сказал я ему. – Уж не боитесь ли вы, что у нас украдут секрет прекрасной зеленой краски, в которой у вас рука по локоть точно в перчатку затянута?»
– А что это в самом деле за человек, Агриколь? – сказала Франсуаза.
– Да, право, матушка, не знаю, да и не хочу знать: я посоветовал папаше Лорио, который болтлив, как сойка, вернуться к своему чану, потому что ему так же безразлично, как и мне, шпионит кто за нами или нет…
Говоря это, Агриколь положил маленький кожаный кошелек с деньгами в средний ящик шкафа.
В то время пока Франсуаза ставила на угол стола котелок с кушаньем, Горбунья, выйдя из задумчивости, налила воды в таз и, подав его молодому кузнецу, сказала нежным и робким голосом:
– Это для рук, Агриколь!
– Спасибо, крошка… Ну, и милая же ты девушка!.. – И затем совершенно просто и непринужденно Агриколь прибавил: – На тебе за труды этот красивый цветок…
– Ты отдаешь его мне! – воскликнула изменившимся голосом девушка, между тем как яркая краска залила ее бледное и привлекательное лицо. – Ты отдаешь его мне… этот прелестный цветок… цветок, подаренный такой красивой, богатой, доброй и ласковой барышней?! – и бедная Горбунья повторяла все с увеличивающимся изумлением: – И ты мне его отдаешь!
– А на кой черт он мне? На сердце, что ли, положить? Или заказать из него булавку?.. – сказал со смехом Агриколь. – Я был очень тронут, это правда, тем, как любезно отблагодарила меня эта барышня. Я в восторге, что нашел ее собачку, и очень счастлив, что могу подарить тебе этот цветок, если он тебе нравится… Видишь, какой сегодня удачный день!
И пока Горбунья, трепеща от счастья, волнения и удивления, принимала цветок, молодой кузнец, продолжая разговор, мыл руки, причем они оказались такими черными от железных опилок и угольной копоти, что прозрачная вода превратилась в черную жидкость. Агриколь, указав Горбунье