– Но ты тогда сменила направление, помнишь? – вмешивается Фрэнсин.
Мадлен кривит губы – интересно, что означает сия гримаса?
– Да, да, мне вообще не стоило изучать юриспруденцию. Для меня это слишком: просиживать целыми днями в библиотеке не хотелось.
– Куда вы перевелись? – спрашиваю я.
Позиция Мадлен понятна: помню студентов юрфака нашего колледжа, странных кротовидных существ, подслеповато щурившихся на утреннее солнце после ночи, проведенной за штудированием судебных отчетов. Сама я получила диплом историка, а юриспруденцию изучала на курсах переподготовки. Я утверждала, что знание истории помогает лучше разобраться в законах, а сама боялась, что другие юристы куда компетентнее меня.
– На бухгалтерский учет. Учиться было тоже непросто, но хоть библиотечной работы меньше. К тому же Эдвин считал, что пользы будет больше. Мол, профессия очень ценная.
– В сравнении с профессией юриста? – Изумление мне сдержать не удается.
– Он не считал, что мне по силам стать хорошим юристом. Говорил, я слишком тихая. Не люблю стычки и противоборство. Никогда не любила.
– А бухучет вам нравился?
– В общем, да. Работать приходилось, но мне было проще. Я больше времени проводила дома. Когда Эдвин не работал, мы не расставались.
– А что изучал он?
– Экономику. Эдвин всегда стремился работать в финансовой сфере. Большинство студентов о будущем особенно не задумываются, а Эдвин твердо знал, чего хочет. Это было одной из лучших его черт. – Мадлен снова улыбается.
Я смотрю на Фрэнсин, но у той совершенно непроницаемое лицо.
– Фрэнсин, а вы с ним ладили?
Мой вопрос застает ее врасплох – отвечает Фрэнсин не сразу:
– Да, да мы неплохо ладили. Мы с мужем в ту пору жили в Сингапуре. Мэдди нам писала письма – сначала обычные, потом электронные. Присылала фотографии. Много фотографий. Так мы познакомились с Эдвином. Так мы видели, как они счастливы.
Я делаю очередную запись.
– Эти фотографии сохранились?
– Да, – отвечает Фрэнсин, явно удивленная моим вопросом.
– Можно нам на них взглянуть? – спрашиваю я.
– При чем тут эти фотографии? – Голос Мадлен звенит от раздражения, и я поворачиваюсь к ней.
– Они помогут мне понять, какими вы с супругом были в молодости. Когда вы поженились?
– Девятнадцать лет назад. В этом году была бы наша двадцатая годовщина.
Теперь Мадлен кажется расстроенной: от страшной реальности лопнул пузырь воспоминаний, временно ее окружавший. Она пускает голову, а я делаю запись и даю ей время успокоиться.
– Сын у вас родился лишь после нескольких лет брака?
– Да. Я хотела детей сразу, и мы пробовали, но пару лет не получалось. Потом Эдвин наконец согласился. Родился Джеймс. Я была очень счастлива!
– Что значит «наконец согласился»?
– Эдвин