Поддерживая друг друга, оба злоумышленника скрылись за теми дверями, видимо, через них-то Игорь и попал в гостиную с красными обоями. Непонятно, как эти двое смогли ретироваться так быстро, а усач еще и умудрился ничего по пути не запачкать сажей из камина. Зато толстомордый остался безоружным, его большой нож так и торчал из несчастного столика рукояткой вверх.
Галдеж не прекращался, при этом Игорь не мог разобрать ни слова. Обступившие его люди выглядели обескураженными, растерянными и совершенно бесполезными. Он замахал на них руками, а потом, чувствуя, что сердится, шагнул в их сторону, заставляя уйти. И они поспешно скрылись за той же неприметной дверью, хоть и продолжали что-то громко говорить. Испуганно и с явным непониманием, что делать и как поступить.
И тут Игоря позвали.
Те двери, к которым стремились усач с толстомордым, вели в еще одну гостиную. Только стены в ней были не красными, а светлыми, кремовыми. Вроде бы эта гостиная очевидно уступала размерами предыдущей, и всяких изящных вещиц в ней хватало с избытком, а почему-то казалось, что она просторнее. И без всякого сомнения, в этой комнате было гораздо уютнее, теплее и… мягче. Да, оказавшись тут, Игорь ощутил сильнейшую мягкость. Не физическую, конечно, а душевную. Может, даже энергетическую, хотя это слово как-то не очень вязалось с тем, что он видел. Так что вернее всего сказать «душевную»: этой мягкостью в кремовой гостиной был напитан сам воздух.
Поняв, что стоит спиной к дверям, в которые он вошел совершенно незаметно для себя, Игорь почувствовал странное противоречие. С одной стороны, ощущение мягкости было настолько неожиданным и сильным, что он смутился, почти застеснялся. С другой, волна этого ощущения показалась ему настолько приятной, сладостной – вот еще слово, которое он давно не вспоминал, – что ему захотелось аж зажмуриться, застыть на месте. Чтобы ничто не отвлекало его от того, что он переживал.
Однако он предчувствовал, что это – только начало, что ему необходимо продолжать движение вперед, а не застывать на месте. Ведь впереди его ждет нечто еще более прекрасное.
И он не ошибся.
У дальней от дверей стены, в которой опять был мраморный камин, стояла она: невысокая и хрупкая, с пронзительными светло-голубыми глазами, с идеально посаженной головой, с четко очерченной линией подбородка, не острого, даже широкого, но совсем не портящего лицо.
К этому моменту Игорь уже понимал: где бы он ни находился, это – вовсе не то место и время, где он провел всю предыдущую свою тридцатилетнюю жизнь. Улица, фасад дома и обстановка внутри него – все выглядело слишком причудливо, необычно. Потому не приходилось удивляться, что та, которую он увидел, облачена во все эти легкие, струящиеся, воздушные ткани, наверняка придирчиво отобранные, а затем безукоризненно сшитые по ее фигуре в невероятный, прелестнейший наряд.
Мельком подумав, что слово «прелестнейший» для него должно быть уже совсем чересчур, Игорь сделал