Паренёк неслышно сползает со скамьи в проход между партой и стеной, с опаской косится на пожилого лысоватого профессора у доски. Тот настолько увлечённо повествует о величии цифр и красоте формул, что не обращает на студентов никакого внимания. Крадучись, парень добирается до окна, сдвигает раму в сторону, выпуская пчелу на волю. Под звуки улицы в аудиторию врывается свежий ветер, взметая листки серой бумаги на партах под оживлённые возгласы студентов.
– Месье Бойер! – восклицает профессор.
Подросток неохотно отворачивается от окна, улыбается, разводит руками:
– Простите, месье Сент-Арно. Пчела…
– Это важнее математики, месье Бойер? – В надтреснутом голосе звучит раздражение.
– Для пчелы – да, – со всей прямотой и честностью отвечает светловолосый парень и опускает раму.
Следующая реплика профессора тонет в дружном смехе, и учёный муж сердито машет рукой в сторону нарушителя спокойствия, стряхивая с рукава облако меловой пыли. Вскоре в аудитории воцаряется тишина, и лектор возвращается к теме занятия. Подросток садится на своё место, вздыхает и делает вид, что внимательно слушает. Но сосредоточиться на математике не удаётся. Он думает о том, какое невезение – разозлить профессора в день визита куратора.
«Будто у меня и без этого мало неприятностей, – хмуро размышляет он, подпирая ладонью левую щёку. – Сент-Арно наверняка снова заладит о неуважении будущего Советника к старшим, о том, что Университет даром тратит на меня время, а я занимаю чужое место…»
Солнце кажется по-летнему горячим. Под его лучами утихает простреливающая боль там, где покрывают левую щёку шрамы от ожогов – от внешнего угла глаза к углу рта и оттуда к шее и плечу. Надо было слушаться сестру и не болтаться в феврале без шапки. Тогда бы не застудился, и ухо бы не пришлось лечить, и шрамы бы не дёргало так долго.
«Ничего, – бодрится мальчишка. – Прогреюсь на солнышке, и всё уйдёт – как весенняя грязь с улиц. Так было уже, когда мы в море в непогоду выходили. Просто нужно тепло».
Клонит в сон. Хочется поджать ноги, обнять себя за плечи и хоть немного подремать. Вернуться туда, где море, шаткая палуба «Проныры» и строгий взгляд серых глаз Акеми Дарэ Ка.
Грифель в испачканных мелом пальцах медленно выводит на серой бумаге: «27.07.69». Подросток шевелит губами, считая про себя, и через две минуты пишет рядом с первой записью: «271 день». Обводит несколько раз. Смотрит на цифры так, будто ждёт от них чего-то.
– Задание к следующей паре списываем с доски, – повышает голос профессор. – Не забываем, что через две недели – проверочная работа. Кто записал задание, может быть свободен.
Лекторий наполняется гомоном, шуршанием четырёх десятков грифелей по бумаге, шарканьем ног. Студенты торопятся переписать с доски уравнения, наскоро сметают со столов вещи, переговариваются. Светловолосый подросток с задней парты бережно складывает вчетверо исписанный листок, прячет в пластиковый чехол грифель, закидывает на плечо старенький акриловый свитер и спускается по ступенькам лектория к выходу.
– Жиль, тебя подвезти домой? – окликает его восемнадцатилетний Кристиан Меньер.
Жиль качает головой и добавляет:
– Спасибо. Я сам.
Кристиан ему неприятен. Внешне всё хорошо, симпатичный, улыбчивый крепыш с коротко стриженными модным «дыбариком» тёмными волосами. Не вызывает доверия его стремление помочь, подвезти, подсказать на проверочной работе. Есть в поведении сына бывшего Советника что-то неискреннее. Жиль это чует, читает в хитрых насмешливых глазах молодого Меньера. Когда два года проживёшь на улице, начинаешь считывать людей без труда.
– Поехали с нами, быстрее доберёшься! – настаивает Кристиан, широко улыбаясь.
Так улыбался и Рене Клермон в те моменты, когда рядом была Акеми. Улыбка для особых случаев, чтобы все присутствующие видели. От таких улыбок Жиля тошнило. Или хотелось стать слепым.
«Поторчи-ка за дверью, малыш. У нас с Акеми разговор минут на десять…» – и улыбка. Та самая, сладкая, любезная, сочащаяся ложью.
Жиль щиплет себя за руку, прерывая воспоминания. Мимо проходят студенты, покидая лекторий. Меньера уже подхватывает под руку одна из его подружек со Второго круга, тянет за собой. Хохочет наигранно, что-то рассказывает.
Кто-то легонько дёргает Жиля за волосы, заплетённые в косу. Ему даже оборачиваться не надо, чтобы знать, кто это. Лили Ру – миловидная курносая брюнетка с густыми волосами и мелкими острыми зубками – считает, что косичка Жиля Бойера приносит счастье, и всё норовит за неё подержаться. Он сперва сердился и шарахался, но постепенно привык. Лили безобидна. И считает Жиля чем-то вроде забавной игрушки.
– Мне сегодня нужна удача, – сообщает она, неловко краснея. – Андрэ ведёт меня послушать скрипку. Представляешь – настоящую скрипку!
Жиль не представляет,