Гладкие люди. Квасецкий

на радио. Его вез кавказец у которого рубашка буквально взбухала от безумно бурного волосяного покрова. Сталинки, хрущевки, московский центр, новостройки, окруженные пустырями и дымящие трубы.

      Александра мутило, поэтому он смотрел в окно и старался сосредоточиться на деревьях, чтобы было полегче.

      “Пшшшш”,– звук резкого торможения колес.

      “Бух”,– удар головы о сиденье.

      “Эээээ, ишак! Ебтваюмат”,– кавказец повернулся,-”Видел, этот баран меня подрезал, гад!”

      “Бип!”,– со всей злобы стукнул руль автомобиля.

      “Приехали”,– таксист нажал пару кнопок на телефоне, завершая поездку.

      “Блин, брат, просьба будет”,– он показал приложение,-”я тебе, видишь, пять звезд поставил, поставь мне тоже пять, по-братски, хорошо?”

      “Не проблема”,– буркнула звезда, открывая дверь.

      “Ну при мне прямо поставь, я же при тебе поставил”

      “Я тороплюсь”,– Александр вышел и не забыл поставить одну звезду.

      Высокое здание из поздних восьмидесятых, в антураже московского серого неба и осенних луж. Сама погода делает все зябким и неуютным.

      Плиточные гладкие внутренности, неестественный тусклый свет ламп.

      “Вы куда?”,– усатый охранник-морж строго смотрит на вошедшего, отодвинув кроссворды.

      “Я на русское радио, вот пропуск”,– раздраженно сует его в лицо стража.

      “Так бы сразу”,– возвращается к рутине.

      Пятый этаж, до начала эфира остается всего несколько минут, если все пройдет хорошо, то начнут звать на телевидение, тогда больше людей узнает правду.

      Два человека уже были у рубки. Как-то охарактеризовать их было сложно, взгляд не мог ни за что зацепиться, так что точнее всего их было бы описать, как скользких людей. Такие люди, чья внешность и характер всегда остаются не до конца понятными. Мужчина с неопределнным возрастом от тридцати до сорока, лысиной и гладко выбритым лицом, стоял с гладким стаканчиком из автомата и говорил с девушкой. Ее внешность была очень приглаженной, лицо было отполировано до совершенства разной косметикой, а одежда не говорила о ней абсолютно ничего. У них не было какой-то индивидуальности, можно было бы сказать, что они такие же как все и ведут себя ровно так, чтобы нельзя было подумать о них чего-то слишком плохого или слишком хорошего.

      “Знаешь, так хорошо, что ты приехала сегодня, не люблю с Лидой вести.”

      “Почему?”

      “Ну, как бы сказать, я вообще против ничего не имею, зрителям то не видно, а я то вижу, что она руки не бреет, ну я все понимаю, но это прямо не могу.”

      “Да, и я, я вот все брею.”

      “Я имею в виду, ну это же совсем непривлекательно.”

      “Да, я согласна.”

      “Добрый день, дорогие слушатели, русского радио, сегодня с вами я, Владимир Шац и моя соведущая.”

      “Милена Круживникова.”

      “А в гостях у нас, автор знаменитого ютуб-канала «Бойтесь гладких людей!», на протяжении уже как десяти лет Александр Митрохин выкладывает видео на ютуб, где рассказывает о существовании некоторых гладких людей.”

      “Александр, я смотрел несколько ваших роликов…”

      “Я не помню, что случилось потом, мы начали вести интервью, эти двое представились и начали расспрашивать меня о моих видео.”

      Уже второй раз за неделю в псих больнице его водили к врачу, который пытался добиться от Александра внятного разъяснения того, что произошло на интервью. Сам он ничего не помнил.

      “Не помните, получается”,– тяжело вздохнул врач,– “ну ладно, ведите его обратно, может на следующий раз вы вспомните.”

      Хотя Александр вёл себя смирно, на него все-таки была напялена смирительная рубашка и везде его сопровождало два плечистых медбрата. Но он и вправду ничего не мог вспомнить.