Не видели они птицы перелетныя,
Не видали они зверя рыскучего.
Только в чистом поле наехали —
Лежат три дороги широкие,
Промежу тех дорог лежит горюч камень,
А на камени подпись подписана.
Взговорит Алеша Попович млад:
– А и ты, братец Яким Иванович,
В грамоте поученый человек,
Посмотри на камени подписи,
Что на камени подписано.
И скочил Яким со добра коня,
Посмотрел на камени подписи
Расписаны дороги широкие
Первая дорога в Муром лежит,
Другая дорога – в Чернигов-град.
Третья – ко городу ко Киеву,
Ко ласкову князю Владимиру.
Говорил тут Яким Иванович:
– А и братец Алеша Попович млад,
Которой дорогой изволишь ехать?
Говорил ему Алеша Попович млад:
– Лучше нам ехать ко городу ко Киеву,
Ко ласковому князю Владимиру —
В те поры поворотили добрых коней
И поехали они ко городу ко Киеву…
А и будут они в городе Киеве
На княженецком дворе,
Скочили со добрых коней,
Привязали к дубовым столбам,
Пошли во светлы гридни,
Молятся спасову образу
И бьют челом, поклоняются
Князю Владимиру и княгине Апраксеевне
И на все четыре стороны.
Говорил им ласковый Владимир-князь:
– Гой вы еси, добры молодцы!
Скажитеся, как вас по имени зовут —
А по имени вам можно место дать,
По изотчеству можно пожаловать.
Говорит тут Алеша Попович млад:
– Меня, государь, зовут Алешею Поповичем,
Из города Ростова, сын старого попа соборного.
В те поры Владимир-князь обрадовался,
Говорил таковы слова:
– Гой еси, Алеша Попович млад!
По отечеству садися в большое место, в передний уголок
В другое место богатырское,
В дубову скамью против меня,
В третье место, куда сам захошь.
Не садился Алеша в место большее
И не садился в дубову скамью —
Сел он со своим товарищем на палатный брус.
Мало время позамешкавши,
Несут Тугарина Змеевича
На той доске красна золота
Двенадцать могучих богатырей,
Сажали в место большее,
И подле него сидела княгиня Апраксеевна.
Тут повары были догадливы —
Понесли яства сахарные ипитья медвяные,
А питья все заморские,
Стали тут пить-есть, прохлаждатися.
А Тугарин Змеевич нечестно хлеба ест,
По целой ковриге за щеку мечет —
Те ковриги монастырские,
И нечестно Тугарин питья пьёт —
По целой чаше охлёстывает,
Которая чаша в полтретья ведра.
И говорит в те поры Алеша Попович млад:
– Гой еси ты, ласковый государь Владимир-князь!
Что у тебя за болван пришел?
Что за дурак неотесанный?
Нечестно у князя за столом сидит,
Княгиню он, собака, целует во уста сахарные,
Тебе, князю, насмехается.
А у моего сударя-батюшки
Была собачища старая,
Насилу по подстолью таскалася,
И костью та собака подавилася —
Взял ее за хвост, да под гору махнул.
От меня Тугарину то же будет!
Тугарин почернел, как осенняя ночь,
Алеша Попович стал как светел месяц.
И опять в те поры повары были догадливы —
Носят яства сахарные и принесли лебедушку белую,
И ту рушала княгиня лебедь белую,
Обрезала рученьку левую,
Завернула рукавцем, под стол опустила,
Говорила таковы слова:
– Гой еси вы, княгини-боярыни!
Либо мне резать лебедь белую,
Либо смотреть на мил живот,
На молода Тугарина Змеевича!
Он, взявши, Тугарин, лебедь белую,
Всю вдруг проглотил,
Еще ту ковригу монастырскую.
Говорит Алеша на палатном брусу:
– Гой еси, ласковый государь Владимир-князь!
Что у тебя за болван сидит?
Что