И что же теперь?
На окна больничной палаты мокрыми хлопьями ложится снег. В тусклом свете все вокруг выглядит серым. Я сажусь немного левее, удобнее. Снаружи холодает, хлопья становятся сухими и падают густо, словно порошок.
Малышка спит.
У нее мои глаза.
– И как я могла не хотеть тебя? – шепчу я в крошечное тугое ушко, жемчужную раковину. – Какой была бы моя жизнь, если бы мы не встретились? Зачем мне такая…
Бледные, с прожилками капилляров прозрачные веки трепещут. Носик, рот и лоб сморщиваются.
– Слышала, что я сказала, милая? Знай одно: твоя мама не хочет жить жизнью, в которой нет тебя. Только это.
Часть первая. Роуз. Жизнь 1
15 августа 2006 года
Роуз, жизнь 1
Люк стоит с моей стороны кровати, куда обычно никогда не подходит. В руке – банка с витаминами для беременных. Он трясет ее, как пластиковую погремушку.
Звук глухой и тяжелый – банка полна.
В том и проблема.
– Ты же обещала, – спокойно говорит Люк.
Ого, да у меня неприятности.
– Иногда забываю принять таблетку, – признаюсь я.
Он снова трясет банкой, как маракасом.
– Иногда?
Лучи солнца, падающие сквозь занавески, обрисовывают контур его тела; рука, высоко поднявшая предмет, столь оскорбивший мужа, очерчена светом и сияет.
Я застыла в дверях нашей комнаты, куда шла достать одежду из комода и шкафа. Самые обыденные вещи: белье, носки, топ и джинсы. Как в любое другое утро. Я хотела унести их в ванную, чтобы принять душ и переодеться, а теперь стою, скрестив на груди руки, и сердце так и колотится от обиды и злости.
– Ты что – сосчитал их, Люк?
Мой вопрос как холодный сквозняк в теплом августовском воздухе.
– А если и так, Роуз? Если сосчитал? Будешь меня винить?
Поворачиваюсь к нему спиной и открываю длинный ящик, где хранится нижнее белье: лифчики, трусы, топы. Роюсь в вещах, нарушая порядок. Все выходит из-под контроля. Сердце бешено стучит.
– Ты обещала, – говорит Люк.
Я беру трусы – самые закрытые. Хочется кричать.
– Будто обещания в нашем браке что-то значат…
– Это нечестно.
– Очень даже честно.
– Роуз…
– Да, я не принимала таблетки! Я не хочу ребенка! Никогда не хотела, не хочу и не захочу. Ты знал это еще до помолвки. Я тысячу раз тебе говорила. Миллион раз!
– Ты согласилась принимать витамины.
– Я сказала это, чтоб ты прекратил меня мучить. – Глаза застилают слезы, хотя внутри все пульсирует от ярости. – Сказала, потому что хотела немного покоя.
– То есть соврала.
Уронив трусы на пол, я поворачиваюсь к мужу и подхожу к кровати, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Ты клялся, что не хочешь ребенка.
– Я передумал.
– Ну правда. Конечно. Фигня какая. – Я на всех парах несусь под откос, мы вместе несемся, и я не знаю, как остановить катастрофу. – Передумал ты, а соврала я.
– Ты сказала, что попытаешься.
– Я сказала, что буду пить витамины. На этом все.
– Но не пила!
– Пила немного.
– Сколько?
– Не знаю. В отличие от тебя, я не считала.
Люк берет банку обеими руками, давит ладонью на крышку, проворачивает, открывает. Заглядывает в отверстие.
– Она полная, Роуз. – Он снова смотрит в мою сторону, качая головой.
Меня захлестывает его недовольство.
Кто этот человек? Это его я любила, вышла за него замуж?
Я почти не вижу сходства между ним и тем мужчиной, который смотрел на меня, словно я единственная женщина во Вселенной, смысл его существования. Мне нравилось быть такой для Люка. Быть для него всем. Он тоже всегда был всем для меня – мужчиной с нежным задумчивым взглядом, с самой дружелюбной и открытой улыбкой. Я верила, что стану любить его до скончания дней.
Внутри меня, как мотыльки, что не в силах найти выход, бьются слова: «Но я люблю тебя, Люк…»
И вместо того, чтобы обезвредить бомбу, я взрываюсь: выбиваю у Люка банку. Рука словно бита, ударяет сильно и высоко. Большие овальные таблетки разлетаются радугой уродливых зеленых «Скиттлз», рассыпаются по полу и белым простыням кровати.
И мы с Люком сразу будто застываем. Губы у него слегка приоткрыты, виднеется край острых белых зубов. Взгляд следит за таблетками – таблетками, что превратились в символы успеха или неудачи нашего брака, будто они –