– Да маму удар хватит!
– Не хватит. Ее матушка в свое время устроила для нее то же самое… вот почему Эдвард официально считается недоношенным. Глупо было бы вступить в говардовский брак и уже после венчания обнаружить, что у вас не может быть детей.
Я онемела. Мать… моя мать, считавшая слово «грудь» неприличным, а «живот» – вопиюще грязным… Мать со спущенными панталонами непристойно елозит своими похабными ягодицами по дивану бабушки Пфайфер, мастеря внебрачного ребенка, а бабушка с дедушкой закрывают на это глаза! Легче поверить в непорочное зачатие, в Преображение, в Воскресение, в Санта-Клауса и пасхального зайчика. Мы совсем не знаем друг друга – а уж своих родных и подавно.
Вскоре мы въехали во владения Джексона Айгоу – восемьдесят акров, все больше камень да пригорки, а посредине хибара и ветхий сарай. Мистер Айгоу что-то там выращивал, но как эта ферма может прокормить его с тощей, изнуренной женой и кучей грязных ребят, в голове не укладывалось. В основном Джексон Айгоу зарабатывал тем, что чистил выгребные ямы и строил уборные.
Несколько детей и с полдюжины собак тут же собрались вокруг двуколки; один из мальчишек с криками кинулся к дому. Вышел мистер Айгоу.
– Джексон! – окликнул его отец.
– Я, док.
– Уберите-ка собак от повозки.
– От них не будет вреда.
– Уберите. Я не хочу, чтобы они прыгали на меня.
– Как скажете, док Кливленд! Джефферсон! Отгоните-ка собак на задний двор.
Те послушались. Отец слез, тихо бросив мне через плечо:
– Сиди в двуколке.
Пробыл он в хижине недолго – и хорошо, потому что их старший парень, Калеб, примерно мой ровесник, все приставал, чтобы я пошла с ним поглядеть поросят. Я его знала по школе – он уже несколько лет сидел в пятом классе – и считала, что его в скором будущем ждет суд Линча, если чей-то отец не убьет его раньше. Пришлось сказать ему, чтобы отвалил от Дэйзи и не докучал ей, – она мотала головой и пятилась. Для подкрепления своих слов я достала из стойки кнут.
Я была рада, когда отец вернулся.
Он молча сел в двуколку, я цокнула, и Дэйзи тронулась с места. Отец был мрачен как туча, поэтому и я сидела тихо. Когда мы проехали с четверть мили, он сказал:
– Сверни-ка на травку. – Я свернула и сказала Дэйзи: – Тпру, девочка.
– Спасибо, Морин. Полей мне, пожалуйста, на руки.
– Сейчас, сэр. – Двуколку для выездов в город делал на заказ тот же каретный мастер, который поставил отцу беговые коляски, – сзади в ней был большой багажник с фартуком от дождя. Там отец возил разные вещи, которые могли понадобиться ему на вызове, а в черный саквояж не умещались. В том числе вода в жестянке из-под керосина с носиком, тазик, мыло и полотенца.
Я полила, он намылил руки, снова подставил их под струйку, отряхнул и еще раз вымыл в тазике и вытер чистым полотенцем.
– Вот так-то лучше, – вздохнул он. – Я там не садился и по возможности ничего