…но утешение не приходило…
Мне было так горько… Я думала, что моё детство пустилось от меня в бега, в тот день, когда папка предал нас… Я думала, что моё детство окончательно скрылось из вида, в тот день, когда я увидела папкину руку (шершавую загрубевшую руку!!!), на талии той женщины… Но я ошибалась. Несмотря ни на что, моё детство до недавнего времени было со мной. Было! Оно вернулось ко мне, смогло найти дорогу, как только сердцу удалось принять боль, прожить её всю до мельчайшей клеточки и убить любое воспоминание о том, кого я когда-то знала, того, кто, когда был для меня больше, чем просто отец. Детство было! Было рядом! Было до тех пор, пока моё грёбанное сердце не вздумало полюбить Сергеенко…
Теперь оно ушло…
Навсегда…
Не спрашивая на то разрешение. Даже не попрощавшись… Оно просто ушло.
Ушло безвозвратно… Я это чувствовала, понимала, но не хотела принимать.
***
11 ноября. Вечер. Марина Степановна, моя подруга Мира и я спешили к школе. На улице уже было темно, редко, где горели фонари, а путь от водокачки до школы вообще не освещался. Около школы я поскользнулась и упала, послышался хруст разбитой кружки. Я была расстроена, и слишком громко возмущалась. Мира пыталась меня успокоить, убеждая, что посуда бьется на счастье. Но меня было не переубедить. Я приготовилась к худшему. «Сегодня не мой день, – твердила я себе без конца. – С чего ты взяла, что сегодня что-нибудь произойдет и твоя жизнь изменится? Вот с чего?! Глупая!!!»
Чаепитие было решено провести в столовой. Ожидая пока подойдут остальные, мы сдвинули вместе несколько столов, разложили по тарелкам угощенья, вскипятили чай. Подружка устроилась у магнитофона, подыскивая песенки к случаю, а я решила выйти в коридор, чтобы посмотреть, не идут ли остальные. Подойдя к окну, я сразу увидела Сергиенко, и потом только обратила внимание на остальных. Они шли дружно, весело болтая и громко смеясь. Моё сердце подскочило в груди и застучало так, что, кроме его стука, в этом мире больше не осталось звуков. Когда они скрылись из вида (вход в школу был с обратной стороны), я наконец-то пришла в себя и со всех ног бросилась в столовую:
– Марина Степановна, там с нашими девчонками 10 класс припёрся! Там один человек, которого я вообще не хочу видеть! Совершенно не хочу!
– А кто там пришёл конкретно-то? – спрашивает она.
– Сергеенко, Ромашкин, Казаркин и Угин… – отвечаю я.
– Сергеенко – то можно перетерпеть, а вот Угина… – замечает она.
– Марина Степановна, я ненавижу Сергеенко! Я не хочу, чтобы он был тут! Вы понимаете? Я не хочу!
– Что, неровно дышит? – спрашивает она, и на этих словах, моя подруга выходит из столовой. – Он, однако, так ко всем дышит.
– Ко всем-то ко всем, а ко мне по-особенному, – сказала я и пошла в коридор к Мире.
Подруга сидела на подоконнике, между стеной кабинета и стеной фойюшки. Села к ней. Ворчу. И чуть не плачу. Слова Марины Степановны ненароком задели за живое. Он, значит, ко всем