Шнобель запихал в шкаф узел с книгами, а сверху – упакованный в наволочку компьютер. Вынул из поясной сумки высокопрочную верёвку и лихо закинул её в проем между шкафом и стенкой, попросив Иоганна поймать конец. Затем, соединив оба конца верёвки, завязал её на шкафу хитромудрым и прочным узлом.
– Не знаю, можно ли от незжей шкаф заговорить, но книги я как-то раз заговаривал, – признался Пещерник.
Затем, все остальные услышали странное бормотание Шнобеля:
– Стань невидим,
дым и сбитень.
Сбит, но не сшит,
Сшит, но не порван,
вор не найдёт,
кот не украдёт,
незж не унесёт.
Незжу – незжево,
незачем наезжать,
нечего жрать, нечего видеть.
Видеть – обидеть,
Класть – не предвидеть.
Незж не заржавеет,
кот не околеет,
вещь не одряхлеет…
Затем Шнобель три раза плюнул через левое плечо и перекрестил шкаф. Потом, неожиданно для остальных, снял с себя скафандр и стал напяливать его на Генриха, который до сих пор был без сознания. Сам же стал копаться в хламье, предварительно вышвырнутом из полок шкафа, пока не извлёк оттуда старую джинсовую рубашку и потёртые кожаные штаны – самое подходящее и крепкое из того, что там было. Но, надев это всё на себя, зачем-то сверху напялил драные спортивные «портки» (как выразился бы Дорг) и «хламиду» (по его же определению) – то есть, длинную хлопчатобумажную рубаху с круглым воротом и небольшой застёжкой спереди. Всё это было Шнобелю мало по длине, но широко в объёме и болталось. Вдобавок, он всё верхнее тряпьё ещё и покромсал по краю ножичком: сделал бахрому.
– Красавчик, – не удержался вран, – загр-римируйся.
Пещерник хохотнул. Потом застыл, пораженно посмотрел на Иоганна:
– Кролас… Это не ты, это он сказал?
– Да, он… Это – мутаген ворона и попугая. И разумней нас с вами, – ответил тот.
– Как его зовут? – спросил тогда Шнобель.
– Я ещё не представил? Его зовут Тенгу.
– Однако, – задумался Пещерник. – Весьма странная птичка…
– Тэн-гу, небесная собака. Что-то типа демона в японской мифологии… И кто так птицу назвал? – не по-детски серьёзно, спросил вдруг Оливер.
– Он… Сам мне так представился, – извиняющимся голосом, ответил сыну Кролас.
– Вран прав, – сказал Шнобель, прекращая прения, – Мне нужно загримироваться, – и он достал из сумки какой-то флакончик. Обмазав содержимым лицо и руки, он повернулся к остальным и удовлетворенно хмыкнул:
– Ну как?
Постепенно, на глазах, его кожа становилась похожа на грязно-серую рыхлую кашу – как у незжа.