Книги мало помогали с тем, чтобы узнать мир лучше и полнее.
Вся ее библиотека была тщательным образом отобрана целым отрядом из философов, историков и гудящих клириков на предмет всего, что могло отравить принцессе душу, заразить еще неокрепший ум опасными идеями, которые раз и навсегда определят ее судьбу.
Цензура действовала систематично:
Несчастная любовь – исключить!
Голод и все виды болезней – исключить!
Неправедная война – исключить!
Все подлое и низкое – исключить!
В представлении строгой комиссии, которую отбирал лично король, каждый рыцарь был благороден и честен.
Все мачехи добры и учтивы.
Все слепые прозревали, все хромые вставали на ноги, все глухие вновь могли слушать по утрам песнь соловья.
А если находился некто, кто пытался взбунтоваться против естественного хода течения жизни, он был беспощадно наказан.
Принцесса об этом конечно не знала.
Она безвыходно жила в просторной комнате на самом верху одной из замковых башен, под остроконечной крышей, уходящей в заоблачные дали, казалось, что торчащий серебряный шпиль упирается в край неба, иногда лазурного, похожего на морскую гладь иногда темно-синего, мрачного и неотвратимого.
Людей принцесса почти не видела, а если и видела, то это были не случайные знакомства в коридорах или на званых обедах. К ней допускались лишь те, кто проходил жестокую проверку.
Никаких страдальцев, больных, кривых
Никаких сплетников
Никаких пошляков
Когда были выполнены все условия, выдвинутые королем, только в том случае, гость мог попасть к принцессе, поднявшись по винтовой лестнице высоко вверх.
Никак иначе пробраться к ней было нельзя. Только изнутри, через королевскую спальню.
Три десятка стражников охраняли вход в ее башню. И еще три десятка охраняла вход к всевластному монарху.
И мышка не проскользнет.
Были случаи в истории посещений принцессы, когда кто-то что-то да ляпнет или покажет, что не стоило показывать.
Невозможно все контролировать, будь ты хоть трижды великий самодержец.
Однажды заезжий паяц, мужчина уже преклонных лет, в забавно расшитых штанах и застегнутой до самого подбородка ярко-белой с черными помпонами рубашке, показал принцессе одно совершенно неуместное представление – на ее глазах расцветала прекрасная роза, такого удивительного цветка принцесса не видела за всю свою жизнь, но только распустился его бутон, как тут же цветок начинал стремительно чахнуть, он весь скукожился, а потом и вовсе рассыпался, словно то было изваяние из песка, от него осталась лишь жалкая горсточка черного пепла.
Принцессу это повергло в шок.
Все, что рождено – рано или поздно вынуждено вновь превратиться в прах.
Всю ночь она плакала горькими слезами и никак не могла смириться с потерей сиюминутной красоты.
Паяца вскоре задержали и без суда и следствия повесили на въезде в замок, висел он в компании пьяниц и плутов.
Через какое-то время он и сам стал горсть черного пепла.
Всех, не было в этом правиле исключений, кто хоть намеком, случайно или намеренно, говорил о людских страданиях или просто мог ляпнуть, что жизнь скоротечна и пуста, как пивная бочка после праздника, ждала незавидная судьба.
История о паяце яркий тому пример.
– Принцесса не должна знать о боли и страданиях! – гласил указ короля.
Вызванные с работ каменотесы выдолбили эту фразу над входом в ее покои. Словно сам Господь Бог водил их рукой, заключая в камень безмятежное существование юной особы.
Не было цены у счастья принцессы – ни в золоте, ни в мехах, ни в сверкающих драгоценных камнях.
Все богатство, коим располагал король, а после похода на восток, было оно еще шире и цветастее, шло целиком на радости единственной дочери.
– Нет ничего, чтобы я пожалел ради нее! – уверенным голосом говорил король своим подчиненным, а для пущего эффекта бил кулаком по столу.
Те кивали и хором, нараспев, будто тянули ноты из псалма, повторяли:
– Все ради юной принцессы!
С самых ранних годов принцессу окружали богатство и роскошь.
Покои ее отличались редкой для тех земель изысканностью и пестротою красок. Фрески на стенах были выполнены лучшими мастерами из Флоренции и Падуи, пасторальные сцены успокаивали любопытного ребенка, казалось, что природа на них дышала, как дышит человек, который преисполнен возвышенных мечт и дум. Еду подавали на тарелках с инкрустацией из редких драгоценных камней. Привезенный нумидийский мрамор блестел также ярко, как звезды на ночном небе. С окон