Орфей со своими повадками и мягким голосом чем-то походил кота. Но не домашнего, уютного, нет, на кого-то из крупных кошачьих – рысь или пуму. Сходства добавлял и разрез глаз, и их цвет – оттенок александрита, холодный как мартовский лед. Хищник, которому нравится играть с жертвой, прежде чем растерзать ее на куски.
Она не решалась подать голос, в голове проигрывалась одна и та же сцена: Орфей щелчком пальцев вызывает призрачный огонь, который не оставит от нее ни костей, ни праха.
Но вместо того, чтобы немедленно мстить, Орфей вопросительно приподнял темные брови. Улыбка не сходила с губ, и кажется, его изрядно веселило, что в его присутствии пожирательница снов внезапно лишилась дара речи.
– Знаю, – полушепотом ответила она, когда стало ясно, что Орфей ждет слов. Но в тишине ресторана голос зазвучал оглушительно звонко. – Но откуда ты знаешь мое имя?
Смех его, искренний и чистый, напоминал нежный рокот воды в бурной реке. Орфей покачал головой, отводя с глаз темные кудри, явно довольный тем, что его жертва трясется, как испуганный ягненок.
– Я знаю многое, в том числе то, что именно ты побывала в моей спальне прошлой ночью. Прелестная дева пробирается в мой дом под покровом темноты – это будоражит кровь, – он плутовато усмехнулся, опуская ресницы. – А вот воровство способно охладить любой пыл. Ты очень плохо себя вела, Майра.
“Надеюсь, смерть будет быстрой” – подумала она с окаменевшим сердцем. Кот, вылитый, собирается играть с мышью до тех пор, пока та не потеряет последнюю надежду, а потом…
А потом Орфей поставил на стол миниатюрную куколку, прислоняя ее к полупустой бутылке вина.
Майра моргнула – что за ерунда, он сюда в игрушки пришел играть? – но куколка никуда не делась. Таращилась на нее круглыми глазами-пуговицами, улыбалась ниткой-ртом цвета спелой вишни. Куколка до одурения была похожа на нее саму. Орфей – а кто еще? – до мельчайшей точности изобразил и яркую куртку, и потрепанные джинсы, в которых она вышла на дело. Но при всей скрупулезности деталей одна ошибка все же закралась.
– У меня не зелёные глаза, – только и смогла вымолвить она, шевеля непослушным языком. Орфей действовал на Майру, как танец кобры действует на кролика: она замерла и тряслась осиновым листом.
На лице мага мелькнуло сомнение, но оно тут же сменилось беззаботной улыбкой.
– Действительно, моя ошибка. Я полагался на образ твоей крови, некоторые детали от меня ускользнули, – Орфей поднес куколку к лицу и покачал головой. – Минутку…
Он щелкнул пальцами, и Майра взвыла от неожиданной боли. Глаза горели, череп плавился изнутри. Слезы покатились по лицу, и она всхлипнула, не в силах сдержаться. А Орфей смотрел на нее с безразличием естествоиспытателя, который наблюдает в пробирке химическую реакцию, не слишком, впрочем, интересую.
Боль