Витька подпрыгнул как ужаленный.
– Чего-чего?!.. – возмущение ночного сторожа было настолько искренним, что он выпалил первое пришедшее ему на ум: – А кто по-немецки вчера ругался?!.. Шпион несчастный!
Василиса Петровна успокоила разбушевавшегося ночного сторожа легким движением руки. Какое-то время она рассматривала «пленных» и в женских глазах не было ничего, кроме делового, хотя и благожелательного интереса.
Затем взгляд женщины замер на лице вожака. На какое-то мгновение Ивану Ухину померещилось, что во взгляде Василисы вдруг промелькнула… нет, не искорка чисто женского любопытства, – ведь главарь ночных воришек все-таки имел довольно симпатичную наружность, а какое-то странное, еще никогда и никем не виданное сонное выражение. Иван удивился. Апатичное или любое другое, пусть даже просто безразличное выражение глаз Василисы, по убеждению всех верхнемакушкинцев, невозможно было не то, чтобы увидеть, а просто представить! Иван на секунду закрыл свои глаза и когда снова открыл их, лицо хозяйки «Сытых боровичков» было прежним – деловым и спокойным.
– Меня зовут Василиса Петровна, – сказала она, обращаясь к главарю. – Пожалуйста, представьтесь сами и назовите имена ваших друзей.
Главарь немного помолчал.
– Меня Сашка зовут, – наконец, тихо выдавил он.
– Александр, – поправила Василиса.
– Это Мишка, – главарь кивнул на толстяка, – а это Ганс…
– Я же говорю, шпион! – не выдержал и радостно крикнул Витька.
– Schweige, derDummkopf, (Замолчи, дурак) – спокойно сказал Ганс.
– Ага, опять!.. – восторжествовал Витька.
– Ночной сторож поймал оккупанта, – поморщился Ганс. – Первый раз вижу такого болвана.
– Ругаться не хорошо, – вмешалась в нарождающуюся перепалку Василиса Петровна. – Кстати, Ганс, вы – немец?
– Не похож, что ли?
– Похожи. Но вы говорите без акцента.
– Я и по-французски так же могу. Итальянский знаю хуже, но итальянцы, в отличие от вас, меня поймут и простят.
– … И отпустят? – улыбаясь, продолжила фразу Василиса.
Ганс опустил глаза и глухо, почти без выражения, сказал:
– Спящие красавицы всегда должны быть добры.
«И он тоже заметил! – почему-то с ужасом подумал Иван Ухин, вспоминая, как минуту назад невольно удивился новому и необъяснимому выражению глаз хозяйки «Сытых боровичков». – Честное слово, заметил!..»
Последняя фраза пленного немца взволновала селян. Люди за спиной Василисы ожили и осуждающе зашептались. До сих пор их устаревшие представления об иностранцах не грешило разнообразием: все иноплеменники представлялись им сытыми, хорошо одетыми буржуями. Буржуи шатались по антикварным магазинам и скупали матрешек. То, что кто-нибудь из них, вот так запросто, мог покуситься на чужое добро, а потом вдруг совсем ни к месту, упоминать каких-то «спящих красавиц» показалось им и возмутительным, и невероятным.
– Что