Что-то было явно не так, исподволь набухая. Но самое досадное – тот неформат даже в паззл не складывался, напоминая броуновское движение призраков. Оттого Алекс, симбиоз аналитика и анархиста, на себя, деятельного индивида, походил все меньше, греша задумчивостью и вялостью движений. Не выходило понять: что, собственно, вокруг него происходит, суля то ли западню, а то и фатальную воронку?
Первая трещина в его порядке, чохом стройном и экзотичном, возникла два месяца назад. В его фейсбучную страничку, едва тлящую, вторгся некий петербуржец с угрозой навешать – руками соратников – …издюлей. И не в России, а в средиземноморском Ашдоде, с которым Алекс породнился, эмигрировав в девяностом из СССР в Израиль.
Навалять, но по какой причине, держа в уме, что Ашдод и Санкт-Петербург – две непересекающиеся галактики? Оказывается, за антикремлевские опусы, которыми Алекс в последние годы пробавлялся. Причем не в престижной «Новой газете», а во второразрядной сетевой, да еще для массового российского читателя Роскомнадзором заблокированной…
Поначалу он рассмеялся и даже кинулся едко ответить: мол, его палестины хоть и сочатся кровью по своему периметру, но в силу западного уклада и провинциальной прозрачности сводят криминальное насилие внутри страны к благодатному минимуму. Но вдруг клавиатуру отодвинул, укорив себя за благодушие.
Дело было вовсе не в недавнем покушении ГРУ на Скрипалей в британском Солсбери, своей беспримерной дерзостью шокировавшее полсвета, а в полном непонимании, какую опасность для укоренившейся автократии может представлять мелкий западный буржуа шестидесяти четырех лет, сопрягающийся с исторической родиной лишь родным языком. Пусть его экзерсисы публициста и отличались свежим взглядом заморского наблюдателя, по большей мере, скользившим по поверхности…
Угроза повторилась, едва новый текст Алекса был опубликован спустя несколько дней. Но ее он даже не дочитал, оказавшись накануне под обстрелом невиданных смс и интернет сообщений. Якобы бесхозных, но реально опасных его колее – рантье-бонвивана, ресурс времени которого заполнял коктейль международного туризма и сочинительства.
В том потоке на разный лад и безадресно предлагалось: «обустроить» припрятанный кэш, посредничество в экспорте теневых капиталов, пакет услуг по явке с налоговой повинной, прочее. На этот раз – на нормативном иврите.
Та якобы реклама грозила подкопом под его фундамент – скромных, но очень надежных активов, которыми Алекс обладал. Его альтернативной пенсионной программе, как он ее в узком кругу именовал, бережливо рассованной по экономическим нишам Восточной Европы. И было очевидно, в стране его гражданства и налогового резидентства оставшейся незамеченной. Иначе за неуплату налогов давно бы прибранной к загребущим государственным рукам.
На первый взгляд, тот навал можно было презреть, ибо правительственные агентства еще недавно вели себя по-другому – кандидатам на экспроприацию рассылали официальные повестки с четким днем и часом на заклание. Но и времена другие обосновались на дворе. ІТ-технологии, хоть и продвинули общество на качественно новую ступень, но при этом создали чудо-инструментарий для тотального контроля над личностью, ее действиями и даже помыслами. Чем государство как таковое и воспользовалось, расширив средства профилактики и раскрытия налоговых правонарушений.
Алекс, тертый бизнес-калач, да еще дипломированный лингвист, на те провокации, в конце концов, не повелся, не стал даже пробивать телефонные номера, которые генерировали сообщения. Но захандрил по-настоящему, ибо после основательного сопоставления уяснил: государство, даже в лице частных подрядчиков, здесь все-таки ни при чем, хоть в чем-то, да себя бы выдало. Но не это главное: актив Алекса по местным меркам был столь малозначим, что в шкале приоритетов для «свежевания» мог быть смело перенесен в следующее десятилетие. Разумеется, воцарись Большой Брат над геополитической картой мира.
Стало быть, в оборот его взяла частная структура, вознамерившаяся хапнуть его серый, но прочный капитал. Но вся абракадабра была в том, что ни в Израиле, ни где-либо еще на Западе частной рейдерской активности – одна из ипостасей путинской России – до сих пор не замечалось. Отъем собственности оставался исключительной прерогативой государства, которая нередко вязла в чаще судебных пут.
Поскольку Алекс, в силу множества обрушившихся сигналов, в совпадения не верил, ему казалось, на него летит огромный метеорит, своим очертаниями напоминающий задницу, да еще неясного пола. И, конечно же, об угрозах петербуржца забыл – как о позапрошлогоднем укусе комара на участке вдруг образовавшейся гангрены.
Ненадолго, однако. Потому что спустя неделю он уже чертил схемы, куда вносил самые мелкие, но малообъяснимые события, приключившиеся с ним в последнее время. Произошло это в Тонон-ле-бен, французском городке на побережье Женевского озера, куда Алекс махнул в надежде свои грозовые думы разогнать.
Продегустировав день-второй немудреные, текущей пятилетки дистилляты и душою несколько «поправившись», Алекс окунулся в чтение, которое прерывали лишь приемы пищи и регулярные