И далёкое детство перед глазами Пелагеи: дед, папа, дядьки, выстроившись друг за другом, косят высокую траву: вжих, вжих, вжих… Синхронно, словно музыканты большого оркестра, не сбиваясь с ритма, не нарушая сложной мелодии. А босоногая ребятня носится по колючему лугу, поджимая пальцы стопы, как будто это поможет уменьшить боль или щекотку.
Пелагея остановилась, поправила платок, вытерла рукавом скупую слезу, посмотрела на внучку – та сидела в тазу и о чём-то беседовала с картонной куклой на своём детском языке, продолжила работу. Надо успеть, пока солнце не вышло из-за леса. Жара.
И вновь воспоминания из детства нахлынули: вспомнила, как бежали в прозрачный сосняк. Сосны до неба, сквозь высокие кроны пробивается небо золотыми нитями до самой земли, если смотреть вверх, то они слепят глаза так, что жмуришься и смешно, смешно! Под ногами пружинистая подушка из теплого мха и иголок, и бежишь наперегонки к солнечной опушке.
А на опушке – земляники! Видимо-невидимо. И дети утопали в ароматных зарослях. Наслаждались сладкой ягодой до отвала. А к вечеру – уставшие, грязные валились с ног. Но бабушка Пелагеи наливает в таз ледяной колодезной воды и заставляет мыть ноги. О! как же не хочется! Вода обжигает измученные стопы. Ещё больше хочется есть и спать… Парное молоко с куском ароматного хлеба проглочено махом и, падая на цветастое одеяло, постеленное на полу в прохладном деревянном доме, засыпаешь, не успев коснуться подушки, набитой сухой ароматной травой…
Где ты, далёкое, далёкое детство! Пелагея горько вздохнула, собрала траву в мешок, закинула на спину, подхватила из тазика полусонную Люську и, переваливаясь, словно старая гусыня, с ноги на ногу, побрела из своего огромного огорода к сараям во дворе.
Разложили с проснувшейся внучкой траву кроликам. Люська тыкала пучком травы в клетку и смеялась заливисто, громко, пыталась просунуть ручонку между прутьев в клетку, дотронуться до мордочки кролика, но, не достигнув цели, одёргивала её, ещё больше заливаясь колокольчиком и, закидывая головку вверх, смотрела на бабулю Полю. Пелагея, машинально погладив внучку по головке, раздала остальную траву, заглянула в курятник, собрала яйца в корзину, оставленную по пути в огород, подхватила на руки внучку Люську и поплыла к дому, постанывая от боли в спине и ногах.
– Эх, Нинка, Нинка, где ж ты, дочка моя непутёвая? Неужели не хочешь увидеть девочку свою, кровиночку ненаглядную? Куда ж тебя унесло, деточка моя дорогая?
Пелагея ещё крепче прижала к себе внучку, поднялась по ступенькам и вошла в дом. А начиналось всё очень просто. У молодой влюблённой пары родилась девочка. И с этого дня пары не стало. Вполне себе привычная ситуация: рождается ребёнок, отец, даже не взглянув на плод своей страсти, сматывает удочки и удаляется в неизвестном направлении. Видите ли, он ждал сына, а родилась дочка! Оправдавшись таким образом перед встречными знакомыми, новоиспечённый папаша был таков. Не оставил ребёнку ни фамилии, ни отчества!
И вот она, новорожденная, в деревне у бабушки, Пелагеи Афанасьевны Курочкиной, куда молодая мамаша тут же сбагрила своё грудное дитя. Тётка Пелагея поохала, поахала, а куда ж деться? Человек. Девочка с малым весом, недоношенная, лежала перед ней на лавке, хаотично шевеля рученьками и ноженьками, вытягивая губки в трубочку, ища грудь непутёвой мамаши. А молодая мамаша, напившись колодезной ледяной воды, чмокнув мокрыми губами изумлённую мать, умчалась снова в город. Чтобы навсегда забыть это своё приключение, закончившееся дочкой. Как будто поставила точку. И исчезла.Исчезла непутёвая дочь Пелагеи Курочкиной, как будто и не было её никогда.
– Нинка, Нинка! Одумайся, ты же мать! – кричала ей вслед бедная женщина, но не докричалась. Машина сорвалась с места, да исчезла в мгновение ока.
Глава 2.
А вот Диане хотелось любить. Уже тридцать два, а любви всё нет. Любви волнительной, загадочной, неожиданной, поглотившей и, чтобы она, потеряв голову, помчалась за ним, помчалась за ним, помчалась… хоть на край света. Но… Край света не светил. Да и никто никуда не звал. Где же взять его, зовущего, если и парней совсем нет в поселке, а если кто ещё и остался холостым, так это разведённые, да пьющие. Да! И разведённые пьющие. Просто так жена не отпустит мужика. Ни за что. У другой уведёт, а своего не отдаст. В Москву Динка отправилась по совету матери, чтобы начать новую жизнь.
Та, уходя в мир иной, напутствовала дочку, чтобы она не оставалась в деревне и не губила свою молодость. Диана закрыла на замок дом, отдала ключ тётке Пелагее, чтобы присматривала за домом и укатила в Москву разгонять тоску.
Скопила