Федька. Светлана Замлелова

n>

      * * *

      Зимой рано темнеет. Ещё только отбивают часы в родительской спальне четыре удара, а уж совсем темно за окном.

      Федька, семилетний мальчик, приготовил уроки и теперь не знает, чем бы занять себя. Володя, Федькин товарищ, заболел и прийти сегодня не сможет, и Федька, так привыкший за последнее время к его обществу, отчаянно скучает. И уже подумывает, не сходить ли попроведать товарища: до пяти он, пожалуй, успеет. Но в это самое время во всём доме, где живёт Федька, гаснет свет…

      Случилось так, что неделю тому назад Федькин отец уехал по делам в другой город. И по рассеянности увёз с собой ключи от квартиры. Остался у Федьки с матерью один на двоих комплект ключей. Мать хотела было дубликат сделать, да единственная мастерская в посёлке не работает – скобяных дел мастер запил. И Федьке с матерью пришлось выкручиваться. Утром Федька шёл в школу, мать запирала дверь и ключи уносила с собой. После обеда ключи оставались у Федьки. Федька делал уроки, гулял, но к пяти возвращался – матери дверь открывать.

      Спервоначалу Федьке нравилось, что отец увёз ключи. Ужас, как любил Федька всякого рода недоразумения. И то, как они с матерью менялись в назначенный час ключами, представлялось Федьке забавной игрой. С вечера Федька торжественно говорил матери: «Сверим часы!». И долго потом крутил стрелки, озабоченный якобы тем, чтобы выставить точное время. «Часы испортишь!» – смеялась мать. Но Федька только сопел в ответ. А когда после школы или к пяти торопился Федька домой, то непременно нахлобучивал поглубже капюшон куртки – так, чтобы не было видно глаз – и на каждом шагу озирался, воображая, что за ним слежка и что идёт он на явку.

      Но вскоре эта игра Федьке прискучила. К пяти часам во дворе только-только начинало собираться общество. Ребята жгли костёр, лепили из снега фигуры или снежную крепость, отправлялись на каток или на ледяную горку, что в школьном дворе, а Федьке приходилось тащиться домой, мать встречать.

      А мать, между тем, домой не спешила. То в один магазин после работы зайдёт, то в другой… Однажды Федька слышал, как отец говорил: «Для женщин ходить по магазинам – это своего рода развлечение…» И теперь Федька не сомневался, что мать развлекается, пока он, бедный, поджидает её дома. И когда мать приносила домой большие пакеты и выкладывала их содержимое на стол в кухне, Федька думал: «Ишь, сколько всего накупила!». И с горечью заключал, что в отличие от него мать неплохо проводит время.

      – Ходила бы днём по своим магазинам! – выговаривал Федька матери. – Я тебя в пять жду, а ты когда приходишь? Из-за тебя я гулять не успеваю!.. Сначала жду тебя, потом ужинать надо, потом уроки проверять, потом спать ложиться… Так вся жизнь пройдёт! Когда же я гулять буду?!

      – Вот и ходи днём гулять, – улыбалась мать одними глазами.

      И Федька чувствовал, что она смеётся над ним, но не понимал, что смешного в его словах. Ведь он и так гулял днём! Уроки он готовил быстро и уже в три выходил во двор. Но гулять было скучно, потому что двор был пуст. В одиночестве бродил он по двору, бороздил пушистый, неутоптанный снег, поднимая ногами белые вихри, и, от нечего делать, пулял снежками в кошек. Кошки с противными воплями разбегались, и Федька снова оставался один во дворе. Пробовал Федька ходить и на каток, и на горку. Но что, скажите, за радость скользить, если никто не толкает тебя, никто не визжит или не пытается запрыгнуть на твои санки сзади?

      Единственное, пожалуй, что занимало тоскующую Федькину лень, были старик с собакой, появлявшиеся обычно часа в четыре из третьего подъезда. Старик был огромного роста, раза в три выше Федьки; имел седую длинную бороду и говорил глухим басом. Передвигался он очень медленно, но огромными, семимильными шагами. Зимой старик носил высокие валенки, зелёный бушлат и меховую шапку с распущенными ушами.

      Собака его была размером с таксу, такого же окраса, но необыкновенно лохматая. Она едва доходила своему хозяину до щиколотки и безо всякого поводка сопровождала его, куда бы тот ни направлялся. Обуреваемая, очевидно, желанием защитить хозяина от возможных нападок, она облаивала прохожих тонким, но чрезвычайно звонким голоском.