– С деньгами туго сейчас. Мне ещё наследство оформлять. Нотариусы там всякие, госпошлины. Да и долги за коммуналку накопились, – оправдываясь, я зачем-то сболтнул лишнего и тут же разозлился на себя за это.
– Наследник, стало быть? – с чуть заметной укоризной в вопросе уточнил Митрич.
– Типа того.
Разговор в дверях рисковал затянуться и привлечь внимание других жильцов, поэтому я включил свет в прихожей и предложил соседу войти:
– У дяди, кажется, было… Проходите, помянем.
– Это можно, – охотно согласился тот и переступил через порог.
В холодильнике стояла початая бутылка белой. Сколько она там находилась – одному богу известно, впрочем, что ей, водке, могло сделаться. Я открыл новую банку с солёными огурцами и выдул пыль из двух мутноватых рюмок.
– Земля пухом! – с чувством, чуть сипя после первой, сказал Митрич. – Кем приходишься ему?
– Племянником. По маме, – ответил я на выдохе. Водка показалась необычайно крепкой. Да и питок из меня, как из ваты пуля.
– Как он помер-то? – спросил сосед, захватывая инициативу и разливая по второй.
– У нас в Сестродольске. Приехал погостить. На кладбище к родителям успел зайти. Разок по грибы-ягоды сходил и на речку… Сердце остановилось. Вот рядом с моими бабкой и дедом, они тоже рано ушли, и похоронили.
– Да, мотор у нашего брата, мужика, слабый. Его почаще смазывать надо, – то ли в шутку, то ли всерьёз заключил непрошеный гость и снова потянулся к бутылке.
– Я пока пропущу, – сказал я и разрешающим кивком показал ему, что меня можно не ждать. Митрич, похоже, пропускать и так не собирался. Он крякнул после очередной порции спиртного и с пьяной грустью изрёк:
– А ведь молодой совсем был.
От этих слов я тоже невольно переключился на волну печальных воспоминаний. И действительно, нас с дядькой разделяло каких-то лет тридцать, не больше. Ему ещё бы, как говорится, жить да жить. А тут на тебе…
В сущности, о Павле Николаевиче, младшем и единственном мамином брате, я знал совсем немного. Виделись мы редко: в основном он звонил по дням рождения и всяким там родительским субботам. Внешность дядя Паша имел неприметную – пройдёшь рядом и сразу забудешь – и такую же неприметную прожил жизнь. Жаль только, что короткую. Жены и детей у него не было. Работал он всегда на каких-то рядовых и неперспективных должностях. Одевался очень скромно, если не сказать бедно. В редкие свои приезды хороших подарков мне, единственному своему племяннику, не дарил. Честно говоря, я даже не помню, что именно он мне дарил, а это самый низший, «подвальный», рейтинг детского восприятия родни. Но и денег у нас дядя Паша никогда не просил. Помнится, мать как-то отправила ему перевод на тёплую куртку к зиме, так он тут же, гордец, отослал деньги обратно. Вот только гордость его была тихой и не показной, без задирания подбородка вверх и без уязвления других. В общем, неплохой, выходит, у меня был дядька, да иначе о покойном и судить нельзя…
Когда я вышел из задумчивости, Митрич за столом выливал себе уже последние капли. Рюмка у него получилась неполной, едва до половины. Мы в последний раз выпили за дядю Пашу, и сосед направился к выходу. Митрича заметно пошатывало. На прощание он крепко сжал мне руку и напомнил, тяжело выдыхая в паузах между словами:
– Квартира семнадцать… Первый этаж… В любое время… Для тебя… По-братски!
– Взаимно, Митрич, – ответил я, жалея уже, что не остановился после второй.
Долги наша
Отсутствие привычки к крепкому алкоголю сказалось незамедлительно: всю ночь я «летал на вертолётах» к белому санфаянсовому ободку. Утро началось для меня непривычно поздно и с полагающимися в таком случае атрибутами – недосыпом и похмельем. Если с последним прекрасно справился огуречный рассол, то следствием первого стал «жидкий свинец», что растёкся внутри моей черепной коробки. Заниматься в таком состоянии бумагами было той ещё пыткой, но время поджимало. Завтра ехать домой, а к делам я даже не приступал.
Ещё вчера я забрал из разбухшего почтового ящика всю накопившуюся корреспонденцию. Дядя жил в старом доме, и ящики там были тоже старого, советского, образца. Не горизонтальные, на манер лотка или банковской ячейки, а вертикальные пеналы, с прорезями вверху и квадратными дверцами, которые легко открывались без ключа, если резко отжать за середину.
В дядиных бумагах меня в первую очередь интересовали неоплаченные счета. Перед поездкой на малую родину дядя благоразумно перекрыл в квартире воду и газ. Всё это время молотил лишь один холодильник. Собственно, плата за электроэнергию вкупе с общедомовыми расходами от управляйки и стали основной статьёй коммунальных долгов. Сумма для разового платежа набралась приличная, но вполне подъёмная. Госпошлина же за нотариальное оформление наследства выходила в разы больше.
Мама, будучи наследницей по прямой, отказалась