В плену злобного сна я находилась словно целую вечность. До избавления был всего лишь шаг, но сделать его не получалось. Страх снова стал комом подкатывать под горло, потому что я вдруг подумала, что на самом деле проснуться мне уже не суждено. Может быть, это моя предсмертная агония, может быть, во сне всегда умирают именно так, никто же не знает, что чувствовали люди, казалось бы, тихо и безболезненно отошедшие во время сна. Мы скорбим и одновременно радуемся за почивших, если они просто тихонько гаснут, без боли, без стонов и мук, но, может быть, не стоит так обольщаться, утешая себя их легкой смертью? Вдруг смерть во сне – это самое страшное, что может с нами случиться?
Не представляю, сколько длилось это подобие агонии. Ужас заполонил каждую клеточку моего тела, но как только я уже думала, что сильнее бояться нельзя, мне становилось еще страшнее. Комната стала казаться ненастоящей, нарисованной – грубо и неумело. Черви-лучи толстыми корявыми палками елозили по полу, медленно, будто на ощупь, подбираясь к моей кровати. Не знаю, чем бы это кончилось, если бы меня не разбудила одна из учениц.
– Эй, – довольно неприветливо пробурчала она. – Хватит разлеживаться. Ишь как разоспалась. Так скоро совсем просыпаться не захочешь.
Она, постояв надо мной с угрюмым лицом и убедившись, что я уже не собираюсь проваливаться в сон, наконец ушла, а я приподнялась и села на постели, поспешно развернувшись лицом к спальне. Все было на месте: стены, проход. Руки и ноги двигались, как им положено, губы шевелились. Только картинки из жуткого сна до сих пор стояли перед глазами, и я невольно оглянулась назад, потому что мне казалось, что именно сейчас щупальца кошмарных лучей должны были достигнуть моего места. Взгляд уперся в сумрачную стену, и я отвернулась. Кое-как заставив себя слезть с кровати, я отправилась умываться.
* * *
Унылое дождливое воскресенье тянулось довольно долго, и я не знала, огорчаться или радоваться, что меня никто не трогает. Я бродила в одиночестве, потом делала короткие записи в дневнике, снова гуляла. Ночной кошмар почти забылся, и я совершенно не беспокоилась о предстоящей ночи. И лишь когда пришла пора готовиться ко сну, что-то кольнуло меня в сердце, и оно наполнилось тревогой, будто укол тот был отравленным. Мне вдруг разонравился мой уютный уголок, который словно наполнился запахом затхлости и пыли. Полумрак, что так поначалу приятно скрывал меня от чужих глаз, выглядел теперь опасным, и казалось, что в каждом углу затаились до поры до времени сонные тени, которые только