Подойдя поближе, я сказал проводнице, что у меня тоже нижнее место и я с удовольствием уступлю его этой почтенной даме. Слово «почтенной», видимо, не понравилось милиционеру, он глубоко вздохнул и уронил: «Да уж куда там». Обрадовавшись такому быстрому решению вопроса, проводница поменяла наши со старухой билеты, взяла её узелки и повела с собой.
– Заодно принесите, пожалуйста, мой жёлтый портфель, – попросил я её и сел напротив милиционера.
Проводница принесла мой портфель, ещё раз поблагодарила меня и, язвительно сказав: «А ещё стражи порядка называются», удалилась.
– Воф, – выругался мужик, – ежели я милиционер, так об меня и ноги можно вытирать? Там уступи, здесь уступи, везде уступи, потому что ты, как это она сказала?
– Страж порядка?
– Во-во, порядка. Как же! Сторож, тьфу! Как только не обзывают милиционеров! А теперь ещё и сторож.
По разговору я догадался, что этот товарищ – житель Кедабекского района. Люди из этого горного района обычно крупные, физически очень развитые и простодушные. Они занимаются животноводством, а из овощей сажают только картофель. Поэтому-то всех их называют «картоф-Кедабекские», что очень злит их. Характерно, что многие учёные республики – выходцы из этого района. Весьма талантливые, они продолжают жить по-простому и не теряют связь с родиной. К одному такому очень известному учёному и ехал наш милиционер. Его звали Мусеиб. Как он утверждал, сын его окончил среднюю школу, и теперь он едет к этому учёному, своему родственнику, посоветоваться, в какой институт его определить.
– Я двадцать лет работаю милиционером в своей деревне, – говорил он. – За эти двадцать лет только два раза ездил в Кировабад. Больше нигде не был – и не тянет. Теперь же вынужден ехать вон аж в столицу, и то, как вы сами видите, с приключениями.
– В дороге такие вещи бывают, – успокоил я его.
– Я, может, в чем-то и не прав, но уж очень не понравилась мне эта старуха.
– Чем же? – спросил я, улыбаясь.
– Уж больно навязчивая. Не успел я войти в купе, так кинулась на меня: почему да зачем. Не понравилось ей, что я китель и фуражку снял и везу в руках. Ну, галстук малость спущен был… Жарко, поди, а я как-никак горный человек, не привыкший к жаре.
– Ей-то какое дело до этого?
– Поди спроси. Кинулась на меня и пищит, как сверло. «Не позволю!» – говорит. Сначала-то я не понял, думал, на ногу ей наступил, что ли, но, оказывается, нет, её волновало другое. Это до меня дошло, когда она речь про Дзержинского держала.
– Про Феликса Эдмундовича?
– Детали я уж не знаю. Слыхивал пару раз, что был, мол, такой человек и являлся он главным ментом нашей страны. Ну, и она ссылается на него: дескать, и он бы не одобрил. «Я, – говорит, – старая большевичка и лично знала Дзержинского». Ну и пошло поехало, что она