– Ну и катись. Скажи спасибо, что не стала об тебя клинок марать, – проворчала она, вновь пригибаясь и накрывая волосы капюшоном.
Во время стычки с обитателями подвала он упал, обнажая неестественно светлые, серые волосы. Девушка шмыгнула, утерла рукавом нос, мысленно ругаясь на отвратительную весеннюю погоду в Вудхёрсте и двинулась вперед, где по ее предположениям находилась дверь.
– Зайти, забрать медальон, выйти через окно, как и пришла. Прикарманить что-то на свой вкус, если будет время, – Тристл повторила план вслух, чтобы сосредоточиться. – А уж на это у меня всегда бывает время.
Она ухмыльнулась.
И всё же: зачем мужчине, разыскавшему ее на улицах (уже настораживающий факт, учитывая, что Тристл узнаваемой личностью не была), понадобился этот конкретный амулет? Не представился, ничего не объяснил, только указал на дом и когда жильца не будет дома, чтобы свести риски к минимуму. За то, чтобы девчонка держала рот на замке, накинул сверху увесистый мешочек монет, перетянутый изысканной и явно недешевой веревкой.
Вряд ли обычная побрякушка, но Тристл это мало волновало. Зато заскрипевшие под ногами половицы заставили девушку насторожиться; замедлив шаг, она наклонила голову и прислушалась к звукам снаружи. Слух у нее тоже отличался от человеческого – и также в лучшую сторону. Ничего: незнакомец в темном облачении не соврал. Никаких признаков жильцов.
Крупные капли бились о мостовую, следуя какому-то своему, больше никому не известному ритму. Через небольшое окно, открученная решетка от которого теперь лежала в подвале, почти не падал свет: на город спускались сумерки. Маленькой воровке это было только на руку.
Дверь поддалась легко и отъехала в сторону почти бесшумно. Неудивительно, если учитывать, что в подвале хранились бочонки с вином: вниз явно наведывались часто. Даже в полутьме глаза Тристл, цветом напоминавшие лесную гущу, смогли уловить богатую обстановку дома. Мебель из орешника (цена за один стул равнялась количеству денег, которых девочке хватило бы на пропитание на месяц), картины природы и животных в широких рамах, изящные подсвечники, изогнутые в причудливых формах… Времени на восхищение убранством не было: Тристл не впервой пробираться в дом зажиточных горожан, и она слишком хорошо знала, как худо придется, если ее здесь обнаружат.
Ковер из ткани с соседних земель, словно надежный друг, добротно приглушал и так осторожные шаги. Такая вещь, как медальон особой важности вряд ли будет валяться где-то под ногами или на первой попавшейся полке, а значит, придется пораскинуть мозгами. Последних у Тристл было в достатке: по-другому на улицах в одиночку не выживают. Правда, к острому уму приложили бонус в виде слишком длинного языка, который не раз доводил ее до проблем.
Комнат было не очень много: осматриваясь и попутно шарясь по полкам (девочка положила к себе в карман мелочь, в общей сложности составившую девять серебряных), Тристл пришла к выводу, что тут проживает торговец. Не самый важный в городе, но обладающий каким-то неплохим капиталом, и, судя по самым разным диковинным побрякушкам, странствующий. Единственная запертая комната, расположенная дальше всех остальных, по логике, должна была быть его кабинетом.
– Эти идиоты всегда прячут ключи в одних и тех же местах, – хмыкнула девочка, вставая на цыпочки и проводя ладонью по пыльной поверхности камина в гостевой. Пальцы наткнулись на что-то твердое. – И этот – не исключение.
Комната почти не отличалась от остальных, только драгоценного хлама было еще больше. Его безвкусно разбросали повсюду, как бы крича о благосостоянии владельца; в глазах рябило от количества золотых и красных красок, будто кто-то споткнулся и пролил их на все поверхности. Покружив по кабинету минут семь и не найдя ничего, подходящего под описание, Тристл заметила изваяние какого-то очень серьезного дядьки с орлиным носом. Статуя шла ровно до линии груди и обрывалась, пока мужчина гордо взирал на происходящее с книжной полки. А на шее у него висел…
– Медальон! – обрадовалась воровка, тут же оставив загадочный куб неизвестного происхождения, который она до этого вертела в руках, в покое.
Когда она отвернулась, серебристая вещица со вставками из матового стекла слабо замигала зеленым светом. Девочка этого не заметила, полностью поглощенная находкой: медальоном на тонкой, как прутик, веревке и с черным камнем посередине. Когда она сняла его с шеи изваяния, тот оказался неожиданно увесистым, и Тристл, ойкнув, сразу положила его в оттопыренный от добычи карман. Ей показалось, что украшение обожгло ее ладонь, но эту мысль быстро вытеснила другая: пора возвращаться.
Несмотря на опасения, побег из жилища прошел гладко: девочка выскользнула наружу с ловкостью заправской акробатки и, прикрыв за собой лазейку, скрылась во тьме с наворованной добычей.
Капли мерно стучали по двускатным крышам, а ветер, словно взбешенная горгулья, летал по главным улицам и переулкам. Повсеместно захлопывались ставни, в щелях между которыми просачивался