– Очень может быть, Дэвид, – пожала плечами я, – а я не замужем и буду спать на широкой!
Мама торопливо встала.
– Ребята, посуда сама не вымоется! – укоризненно напомнила она. – Бабуля, «Сансет-Стрип, 77» начинается.
– «Детка, детка, одолжи мне гребень!» – вскакивая, замурлыкала бабуля. – Ну наконец-то! Харриет переезжает, и вся комната будет моей! Не откажусь от двуспальной кровати, хи-хи!
Папа и братья убрали со стола с рекордной скоростью, вдвое быстрее обычного, и оставили меня с Дэвидом.
– Ну и чего тебе не хватало? – сухо спросил он.
– Личной жизни.
– У тебя есть кое-что получше, Харриет. Дом и семья.
Я ударила кулаком по столу.
– Дэвид, как можно не видеть дальше собственного носа? Я живу в одной комнате с бабулей и ее горшком, мне негде даже разложить вещи – приходится сразу же убирать их! У меня в этом доме нет своего угла, всюду толкутся мои близкие. Но теперь я буду роскошествовать в собственной квартире.
– В Кингс-Кроссе.
– Да, черт возьми, в Кингс-Кроссе! Где есть доступное жилье.
– В доходном доме, который принадлежит иностранке. Новой эмигрантке.
Не выдержав, я расхохоталась ему в лицо.
– Это миссис Дельвеккио-Шварц-то иностранка? Она самая настоящая австралийка, и здешний акцент у нее такой густой – хоть ножом режь!
– Еще хуже, – не сдавался он. – Австралийка с наполовину итальянской и наполовину еврейской фамилией? В прошлом у нее по меньшей мере мезальянс.
– Сноб, вот ты кто! – заявила я. – Откуда в тебе столько нетерпимости? Чем кичиться нам, австралийцам? Мы же поголовно потомки каторжников! По крайней мере новые эмигранты приехали сюда по своей воле!
– Да, с эсэсовскими номерами под мышкой, с туберкулезом и чесночной вонью! – рявкнул он. – Хороши свободные переселенцы, нечего сказать, если им продавали льготные билеты со скидкой в десять фунтов!
Я не выдержала. Вскочив, я наградила его двумя звучными оплеухами. Бац, бац!
– Отцепись, Дэвид, понял? Катись к чертям! – кричала я.
И он покатился. На лице Дэвида отчетливо читалось, что у меня просто очередной «больной день» и что это не помешает ему попозже предпринять еще одну попытку.
Вот так все и закончилось. Хорошие у меня родичи, свои в доску. А Дэвид – католик, измученный запорами, правильно Пэппи говорила. Какое счастье, что я хожу в англиканскую церковь.
Среда
20 января 1960 года
Несколько дней у меня не было ни минутки свободной, до дневника никак не доходили руки, но, пожалуй, скоро отдышусь. Папу и братьев удалось отговорить от осмотра моих новых апартаментов (я сама побывала там в прошлое воскресенье и поняла, что гостей звать еще рано). С тех пор я тружусь как каторжная, готовлюсь перебраться на новое место в следующую субботу. Не знаю, что бы я делала, если бы не мама. Благодаря ей у меня теперь есть посуда, приборы, белье, разные кастрюли, а папа сунул мне сотню фунтов и с мрачным видом объяснил, что тратить отложенные на поездку в Англию деньги незачем – ведь