Издалека послышался звук приближающегося транспорта, и все сразу поняли, что к чему – тотчас из цивилизованных людей, венца эволюции (и многих других высокопарных и не очень формулировок на тему «что же такое человек») мы опустились до наипримитивнейшего уровня организации живой материи, превратились не просто в свору давно не спаривавшихся псов, что повстречали течную суку, и теперь нами двигал неподконтрольный и неподвластный сознанию инстинкт – нет – мы превратились в самых настоящих одноклеточных, подверженных любому из видов таксиса. Мы непроизвольно стали двигаться, расталкивая всех, кто только попадется под руку, в сторону предполагаемых, спроецированных дверей маршрутки. Про себя я думал: «Как можно быть такими дикими, куда подевались мораль, этика, где все те столпы, на которых зиждется нравственная составляющая общества, неужели за абсолютно не жизненно важную возможность ехать сидя, а не стоя, мы готовы всем этим пренебречь, отказаться от гордого и благородного статуса «homo sapiens», – человек разумный, -пожалуй, так оно и есть, именно это я сейчас и наблюдаю и, сверх того, являюсь непосредственным участником происходящей вакханалии, – но что является причиной, – то ли наш непомерный эгоизм, то ли чувство превосходства над всеми прочими людьми, то ли самое обыкновенное нежелание стоять».
И вот, когда маршрутка наконец подъехала, я в результате произошедшей битвы за возможность комфортного путешествия занял своё почетное 4-е место в очереди. Пред нами предстала огромная, изначально белоснежная, но ныне вся запачканная дорожной грязью, стальная карета, которой управлял хмурый сорокалетний кучер. Его волей дверца стала автоматически открываться. Мне казалось, ему доставляет удовольствие осознавать, что от него зависит такое количество людей, что здесь и сейчас он вершитель судеб. По крайней мере, именно так я бы и думал на его месте. Ещё не успели дверцы полностью открыться, как лидеры нашей иллюзорной, сформировавшейся вопреки всему очереди уже ринулись внутрь. Настал мой черед, я достал заранее подготовленные 25 рублей и протянул их нашему временному повелителю. Он удовлетворенно принял их, а я, медленно ступая по салону, оглядывал сидения. Было лишь одно свободное место у окна, в не самом удобном месте, под которым располагались колеса нашей кареты, где пришлось бы ехать, поджав ноги, однако даже это было лучше, чем к кому-то подсаживаться и располагаться медиально к салону или, не дай Бог, ехать стоя, поэтому я сразу же устремился туда. Что-либо наблюдать в окно было невозможно, мое зрение будто настроилось под формат 144р, и, чтобы хоть примерно ориентироваться, где мы сейчас будем проезжать, я был вынужден начать скоблить покрытое инеем стекло. Верхушки ногтей обычно заменяли мне перекусы между делами (прекрасный источник кальция), посему скоблить мне пришлось подушечками. После мучительной манипуляции у меня появилось маленькое оконце, окаймленное льдом, – оно стало моим палантиром, единственным связующим звеном между мной и миром снаружи. Ведь на ближайший час мой мир, моя вселенная – эта маршрутка, и мой Бог – водила.
Наконец, когда всё пространство было заполнено аутсайдерами в недавно закончившемся сражении и на весь салон смердело недовольством, мы тронулись. Рядом со мной расположилась весьма габаритная женщина, которая, будто не замечая моего присутствия, пыталась не то поглотить меня, сделав частью своего холестеринового конгломерата, не то расплющить, прижав к окну. Впрочем, её явно устроил бы любой из вариантов. Однако моя воля к жизни была сильна как никогда, я прошел per aspera ad astra 1не для того, чтобы так бесславно сгинуть. Я расправил плечи, насколько вообще позволяет анатомия, и стал сопротивляться её давлению. До первой же остановки наше негласное противостояние закончилось ничьей, я отстоял свои границы – враг отброшен. Конечно, я вполне бы мог, как советы в 43-м, пойти в контрнаступление, но мне совершенно не хотелось заниматься этой бессмысленной войнушкой до конца поездки.
Проехав ещё немного, мы остановились, и я услышал приказ водилы: «Продвигаемся, продвигаемся, места полно!». Я окинул взглядом салон и понял, что, по мнению нашего кучера, маршрутка – луч, тянущийся в бесконечность и не имеющий конца. Будто в ней можно уместить всю планету, если придется. «Вот же алчный мудак, – подумал я, – легко ему говорить, когда сам он сидит на удобном водительском месте, где полно пространства». Ответ не заставил себя долго ждать, и я услышал пару недовольных возгласов, но то были лишь выкрики в пустоту, маленький акт неповиновения, подобный детскому непослушанию, ведь всё равно люди ещё больше утрамбовались. Они были уже настолько тесно прижаты друг к другу, что складывалось