В коридоре послышались удаляющиеся шаги. Это пришли не за мной. Видимо, на сегодня назначено несколько казней. А, может быть, привели очередного пленника? Кто-то еще попался на заговоре? Или поймали Гадюку? Сейчас мне было всё равно. Единственное, чего я хотел, поскорее оказаться на эшафоте.
Я моргнул и попытался сфокусироваться на окружающем пространстве. Полумрак сгущался ближе к стенам. Аргонитовые плиты глушили любое проявление энергии и силы. Я не мог призвать камни. Я не мог призвать воздух. Я ничего не мог, и от собственного бессилия хотелось взреветь. Я чувствовал, как неумолимо утекают мгновения. Еще немного, и ничего уже нельзя будет исправить.
Перед глазами пронеслись события последних дней. Интриги. Тайны. Бесконечные встречи. Потери… Всё, чтобы прийти к конечной точке маршрута. Чтобы исполнить Миссию и двигаться дальше. И вот он я, посреди выставочной залы дворца, стою у бюста Королевы и беру в руки маленький блестящий шарик. Великую Алую Жемчужину, ценнейшую из всех ценностей этого мира. На мне парадный костюм из темно-зеленого бархата с золоченой тесьмой. Из-под рукавов выглядывают дурацкие кружевные манжеты, которые так любит здешняя элита. Вечно торчащие в разные стороны волосы сейчас уложены по местной моде и выглядят темнее из-за сиропа, которым пришлось их залить, чтобы не топорщились во все стороны. На вздёрнутом носе красуются позолоченные очки. И в блеске стёкол отражается эта самая жемчужина, ради которой я прошёл путь через миры и пространства. Вот она, редкость, за которой охотятся тайный орден, всесильный кракен, королевская стража и еще многие-многие. Она в моей руке, такая маленькая и вместе с тем бесконечно ценная. И я, изгнанник и скиталец, Заноза, проныра, головная боль для многих своих недругов, стою посреди темноты зала и держу редкость в руках. Я победил. Я смог. Я сделал!
Я пошевелился, и движение отдалось новой волной боли во всём теле. Я поморщился и снова прикрыл глаза, перед которыми всё еще стоял образ жемчужины. Горечь поражения сдавила грудь с такой силой, что стало трудно дышать. Видение рассеялось, так и оставшись неисполненной мечтой. Я сделал медленный выдох и снова уставился в тёмную стену напротив. Как можно было так просчитаться? Как? Глэйб, ты же столько раз попадал в передряги, и каждый раз находил выход. А что сейчас? Сидишь, лишенный силы, прикованный к стене кандалами из проклятого аргонита и ждёшь часа, когда стражник повернёт ключ в замке. Когда ржавая решетка с противным лязгом впустит его внутрь, чтобы выслушать последнюю волю. Когда двое других стражников, закованных в черную броню, потянут вверх, чтобы поставить немощное измученное тело на ноги и грубо вытолкают наружу. Оттуда, по длинному коридору, выведут сначала во внутренний двор. И уже под усиленным конвоем, под противным моросящим дождём, доставят на главную площадь. К толпе зевак, ждущих хлеба и зрелищ. К равнодушному палачу, все мысли которого будут лишь о том, как побыстрее закончить работу, и укрыться от дождя в ближайшем кабаке. К судьям, которые непременно захотят взглянуть мне в глаза, чтобы увидеть в них вселенское раскаяние. Но не увидят.
Я снова выдохнул и прислонился к стене. Холодный шершавый камень обжег обнаженную, исполосованную ударами розг спину. Я зашипел, но не отстранился. Боль это хорошо. Она мне напоминает, что я всё еще жив. А пока я жив, надо бороться. Надо держаться.
Холдфаст, Глэйб!
Холдфаст!
Часть
I
. Путь к Сердцу Мира
Глава 1. Толстяк, хозяин, гримуар
Один из миров Паутины. Трактир. День
Я никогда не любил яркий свет. Сумрак, пляска теней в отсветах пламени, под сводами древних пещер, уютная темнота. Вот, что дарило мне ощущение спокойствия и гармонии с миром. Но не яркий, выжигающий глаза и выбивающий слезы свет. Единственное, с чем я мог примириться – блеск далеких звезд на темном небосклоне. И мерцание Пути во время Перехода. Там, в Истинной тьме мироздания, только Путь, освещенный внутренним светом души, говорил о том, что всё возможно. Что где-то вдалеке тебя ждет конечная точка перехода. Что все не зря.
– Эй, Заноза, ау, ты меня слышишь вообще? – резкий окрик вырвал меня из собственных мыслей. Перед лицом замельтешила рука с пальцами-колбасками. Я прищурился, силясь разглядеть толстого лысого торговца, что сидел сейчас передо мной, аккурат заслоняя собой незанавешенное окно. Но беспощадные лучи местного обеденного солнца прорывались из-за широкой спины, стремясь то ли ослепить, то ли выжечь мои глаза.
– Нет, не слышу, – я вспомнил, что толстяк обратился ко мне с вопросом.
– Ты что, глухой? – на отекшем красноватом лице отразилось замешательство.
– Когда за дело предлагают такую маленькую плату, да, – ничуть не стесняясь, ответил я.
Толстяк насупился. Я усмехнулся.