Вокруг в дикой пляске сверкают глазища,
И ты страстно пляшешь под небом чужим.
Но вот, разрезая небесную бездну,
Свет лунный, трепещущий в маску проник,
И, услаждая твой слух сладкой песней,
К раскрытым губам жадно тянется лик.
И вихрем промчались тревожные мысли,
Оставив взамен лишь звенящую тишь,
Тревоги и страхи в пространстве зависли,
Отныне себе ты не принадлежишь.
Все члены сковало назойливой жаждой,
В глазах разгорается страсти огонь,
Неистовой похотью кровь будоражит
Той, жалящей разум, песни гармонь.
Ты с радостью кинешься в омут, забывшись,
Руками раскинувши, словно крылом,
В кровавую дань с головой облачившись,
Отдавшись, увязнешь в сознании чужом.
Как в липком, враждебном тумане сплошном.
Пролог
1991 год. Африка
Бархатным покрывалом раскинулось небо над потаённым уголком жаркого континента. На широкой поляне, в самом центре утоптанного тысячью голых ступней ритуального круга, торжественно и пугающе возвышался резной столб. Снизу доверху он был исписан мелкими письменами и внушал ужас и благоговение всем присутствующим. Вокруг поляны, на самой границе чётко отчерченного круга, пылали четыре костра. Чёрный густой дым, вырываясь из трескучего чрева голодного пламени, устремлялся ввысь, постепенно сближаясь с тремя такими же, образуя над ритуальной поляной ореол клубящегося купола.
У подножия столба стоял небольшой столик, устланный пальмовыми листами. Толстая чёрная свеча, потрескивая, чадила тоненькой струйкой на самой середине причудливого алтаря. Прямо перед свечой на свежей зелени возлежала искусная белая маска. В причудливом танце живого огня она будто светилась, переливаясь перламутровым блеском, впитывая в себя аромат чадящей свечи. Слева от маски стоял глиняный кубок, наполненный ромом с яркими кляксами жгучего перца. Рядом с ним притаилась тонкая белая свечка, теряясь в скоплении зелени листьев. Справа живописными кучками были разбросаны крупные зерна пахучего кофе и гордо сверкали два ритуальных ножа.
Маленькая старушка в белой хламиде густо разбрызгивала вокруг алтаря кровь зарезанного тут же чёрного козла, шепча мантрой заветное заклинание: «Папа Легба, открой врата для меня! Открой врата для меня, Папа, чтобы я могла пройти! Когда я вернусь, я отблагодарю Лоа!»
Снова и снова она повторяла прошение, постепенно повышая голос и убыстряя темп. На третьем витке её слова подхватил один барабан, на четвертом – другой, затем третий. Усеяв поляну рубиновыми каплями, она поставила кувшин на землю у изножья алтаря и склонилась над маской. Сухим трясущимся пальцем мамбо выводила кровавые знаки на глянцевом перламутре, то и дело макая руку в кувшин, и голос её сливался с ритмичными звуками:
«Запад – Мет Агве, повелитель огромного Океана, услышь меня!
Восток – Локо Ати Соу, владыка ветра, услышь меня!
Юг – Огоу, повелитель огня и кузницы, услышь меня!
Север – Дамбалла, владыка земли, услышь меня!»
Старческая рука твердо вцепилась в ножи и звякнула ими друг о друга. Вокруг пронеслось стройное: «АХ!» Тут же стройная чернокожая девушка подала женщине серебряный колокольчик и стеклянную чашу с водой. Жрица медленно омыла в ней руки и сбрызнула водою алтарь. Затем торжественно позвонила в колокольчик перед собой и на все четыре стороны. Затем положила его в опустевшую чашу, туда же отправила горсть кофейных зёрен и плеснула ром с алыми стручками жгучего перца.
Барабаны резко утихли, и старая жрица, подняв ритуальное блюдо на вытянутых перед собой руках, громко произнесла: «Это для будущего!» Затем аккуратно переместила посудину за спину: «Это для прошлого!» Взяла чашу в дрожащую левую руку, едва не выронив. Испуганный вздох пронёсся за освещенным кругом, но мамбо лишь зыркнула в темноту, и ропот умолк.
«Это для материального мира!» – проскрежетал старческий голос, и, поставив на алтарь тяжелую для её древних костей ношу, жрица взяла в руки свечу. Мамбо вскинула голову вверх, и белый капюшон слегка сполз, приоткрыв сухой и сморщенный лик немолодой чернокожей женщины: «Пусть земля будет свидетелем, я отдаю должное силе всех Лоа. Этими действиями я устанавливаю связь с предками из прошлого, так, чтобы Лоа, знающие всё о моём прошлом, могли бы узнать моё будущее и указать мой путь!» Установив свечу на место, она подняла её белую сестрицу и, щедро сбрызнув ромом из чаши, осторожно подожгла ту от чёрной. «Барон Ла Круа! Хозяин кладбища! Маман Бригитт, королева мёртвых, прекраснейшая из женщин, исцелительница больных! Брав Геде, первый из Предков, Папа! Приди сюда и прими эти подношения! Барон Самеди Брав Геде и мои предки! Я предлагаю вам еду и ром. Я предлагаю благовония. Услышьте меня! Пошлите моей внучке сильного белого самца для рождения здорового