Старичок погладил усища.
– Вы приятно многоосведомлены об истории Ямато. Что привело вас ко мне на слушание? – так и сказал «на слушание». Видимо, девчонки не сильно рты открывали на его занятиях.
– Меня отправили прослушать ваш… курс, я новая майко, – девочки зашушукались и уставились на меня огромными глазами. Таких старых майко им видеть не приходилось.
– Я поговорю о вас с наставницей. А пока: прошу вас принимать историю, без комментариев. Нашим слушательницам ни к чему знать некоторые аспекты. Это уменьшает чувство любви к родине.
Мне осталось только кивнуть и постараться не заснуть на уроке.
Потом были уроки музыки и танцев, где я уже точно поняла – прекрасные искусства не для меня. Танец с веером на высоких гэта – деревянных шлепках с высокой подошвой – вызывал ужас. Это была странная смесь йоги, гимнастики и игры «замри». Под удары барабанов надо было застывать в различных неудобных позах. Даже отцовские тренировки были менее трудоемки. Один раз я не выдержала и, скинув деревянные оковы, исполнила веселый танец из прошлого. Совместила канкан, рок-н-рол и подобие вальса воедино. Мне показалось, что даже аккомпанемент барабанов зазвучал веселее. Девочки захохотали, некоторые попытались повторить. Учительница танцев прикрыла ладошкой рот, сказала, что так танцуют только продажные женщины в темных переулках. Но глаза смотрели заинтересовано.
– Будьте уверены, не танцуют! – заявила я, демонстрируя танец маленьких утят.
О местных песнях я была осведомлена и тихо их ненавидела. Длинные унылые завывания наводили тоску и скуку. Но в доме распустившихся лилий вывели эти пытки на новый уровень: песни тут исполняли горловым басом, происхождение которого для меня оставалось загадкой. В моем мире так пели шаолиньские монахи, а не прекрасные девушки.
Самым же страшным испытанием был урок музыки. Где надо было играть на большом кото – длинном деревянном инструменте похожем на гусли. Нот в Ямато использовали 12, а шелковых струн на кото оказалось тринадцать. И где логика? Что за лишняя струна?! Играли на кото в костяных наперстках, которые одевали на большой и средний палец. Этими длинными острыми клювами было удобно чесать спину, но никак не дергать за жилы древнего инструмента.
Почему нам не давали играть на замечательной трехструнной гитаре, которую тут именовали сямисэн, для меня осталось загадкой. На вид гитара была легче и веселее в исполнении.
Словом, уроки пения, танцев и рисования я постоянно прогуливала.
Обнаружила небольшую библиотеку, хранительница которой была не против моих посещений, и там пряталась. Старая, но не седая еще женщина по имени Охару Хигасияма выдавала учебные свитки девушкам и охотно делилась сведениями об обитательницах необычной школы. Охару рассказала, что гейши спят только со своими покровителями, и только по своей воле. И никаким боком к продажным женщинам не относятся. Мне оставалось только кивать.
Со