Хозяйка поставила на стол чугунок с картошкой и тихо сказала:
– Кушайте, касатики… Больше вас угостить нечем.
Морщинистое лицо, бледно-голубые, будто вылинявшие от слез глаза…
– Спасибо, мать, – ответил капитан. – Садись, мы тоже угощать будем. Ну-ка, Федя, чем сегодня богат? Подсаживайся, Ромашов.
Лейтенант с черными усиками сел на скамью у окна, молоденький белобрысый ординарец наклонился к вещевому мешку.
На столе появились консервы и сахар, толсто нарезанные хлеб и колбаса.
Капитан сделал приглашающий жест.
Хозяйка сказала:
– Спасибо вам… товарищи!
Она как-то особенно бережно выговорила это слово. Капитан опять повернулся к Феде:
– Сладкого, сладкого дай! Ведь у нас шоколад был… Светлана, где же ты?
Но девочка, покосившись на стол, уже выскользнула из комнаты и стояла на крыльце, обхватив тоненькой рукой деревянные перила. Федя с запасом провизии в руках вышел вслед за ней и уселся на верхней ступеньке крыльца.
– Садись сюда! – Он показал на ступеньку рядом. – Мы, товарищ капитан, здесь поужинаем. На свежем воздухе.
– Стеснительная она, – сказала хозяйка.
Капитан спросил:
– Внучка?
– Нет, – понизив голос, ответила хозяйка. – Ее мать учительницей у нас… была. А отца еще в сорок первом году… на фронте.
– У себя оставите?
– Не знаю, как и быть. Сами видите, какая у нас жизнь. Я все хвораю. Да и учиться ей надо.
– В детский дом нужно устроить.
– Вот и я ей говорила: придут наши…
– Странное дело, – сказал Ромашов, глядя в окно, – как будто мы сегодня в тылу и на отдыхе, а с Лебедевым уже что-то приключилось – успел в медсанбате побывать.
– Какой Лебедев? – удивился капитан. – Наш Костя? Так ведь он в штаб пошел, за документами.
Молодой белокурый офицер со свежей повязкой на руке шел, чуть заметно прихрамывая, через улицу от дверей школы. Федя вскочил со ступеньки крыльца:
– Товарищ младший лейтенант! Что это с вами?
Костя Лебедев вошел в избу, смущенно улыбаясь.
– Что у тебя с рукой? – спросил капитан.
– Пустяки, товарищ капитан. Возвращался из штаба… Там два домика в лесу стоят, на отлете. И вдруг бегут девушки: «Товарищ военный! У нас в погребе немцы!» Позвал ребят, взяли автоматы, кричим: «Хэнде хох!» Двое вышли, руки подняли, а третий, эсэсовец, гранату бросил.
– Сильно задело?
– Да нет, маленькие осколки.
– Некстати все-таки, перед поездкой. Документы получил?
– Все в порядке, товарищ капитан. – Он вынул бумаги и положил на стол.
– Вот видишь, – сказал капитан, разглядывая документы, – с сегодняшнего дня ты уже и не в дивизии. Ты в Москву уехал, нет тебя уже здесь, ясно? Зачем тебя в этот погреб понесло, не могу понять! Без тебя никак не обошлись бы?
Костя опять виновато улыбнулся.
Капитан спросил:
– А с машиной как?
– Утром, в пять часов, заедут за мной.
– Ладно. Садись. Поешь, отдыхай. Советую выспаться.
Хозяйка негромко сказала:
– У нас в избе тоже эсэсовец жил. Офицер ихний.
– Какой же он был? – спросил Ромашов.
– Ничего. Он как-то даже лучше других. Никаких особенных зверств не делал. Спокойный такой…
Она замолчала, будто вспомнив о чем-то очень страшном.
Все смотрели на нее.
– Вот, помню, стоит как-то у крыльца, а на ступеньках Светланка сидела и мальчик соседкин, еще поменьше. А он на них посмотрел и так спокойно-спокойно, даже как будто с жалостью говорит: «А ведь они не будут жить. Они нам не нужны. Нам ваша земля нужна, а люди нам не нужны». И пошел к себе в комендатуру…
Лицо капитана побагровело. Он стукнул по столу сжатым кулаком:
– Врет! Гадина! Фашист! Будут жить наши дети!
Он резко отодвинул табуретку и заходил по комнате.
– Светлана, пойди сюда! – Быстрым шепотом он сказал Косте: – Костя, будь другом, девчурка тут одна, сирота, отца и мать убили. Захвати ее с собой в Москву, в детский дом устрой… Сделаешь?
Девочка уже вошла в комнату и остановилась около капитана. Он провел рукой по ее волосам:
– Хочешь в Москву поехать, Светлана, в детский дом? Будешь учиться. Вот этот дяденька утром уезжает и тебя отвезет. Нравится он тебе? Поедешь с ним?
Теперь Светлана повернулась к Косте. Она увидела загорелое, румяное, совсем еще