– В кусты? – усмехнулся сидевший рядом Кроу – давно не молодой мужчина в грязном пиджаке и с такими же грязными, растрепанными усами. Фабрис знал о нем лишь то, что зовут его не Кроу – так он представляется лишь путникам с юга, а живет он вовсе не в Эндел-торе, в котором Фабрис нанял его в качестве извозчика. Непропорциональное и болезненное лицо Кроу казалось черным даже на фоне гнилых досок, из которых состояла повозка. Глаза его блестели под полами соломенной шляпы, в них отражалась та скука, которую может навеять лишь долгий и безынтересный разговор. Сзади на него давила груда чемоданов, на каждой кочке он был вынужден выпрямлять плечи, чтобы вернуть их на место.
– Да, или, может, в сосну, – ответил Фабрис, когда повозка спускалась в мрачную низину. В руки к нему залетела шишка, и он с интересом ее изучал. Шишка была ничем не лучше тех шишек, что он видел прежде, но особенность места давала надежду увидеть в ней новизну. – Природа все приспосабливает под себя. Обычные люди не годятся к жизни на севере, так что вам придется переродиться. Не сразу, может быть, через сотню тысяч… может, даже тысячу тысяч лет… Если присмотреться, северные жители уже не так похожи на людей, как южные. Они, конечно, все еще люди, но в них уже есть что-то новое, северное.
– Темнеет… – проговорил Кроу, сопротивляясь натиску очередного чемодана. Весь его вид и даже то, как на голове его сидела шляпа, выражали одно лишь безразличие ко всему, что бы ни произнес Фабрис. Он взглянул в небо – до заката солнца оставалось не меньше пяти часов.
– И знаете что? – продолжал говорить Фабрис, когда повозка тряслась, пробираясь между двумя огромными каменными кряжами. – Вам бы стоило меньше сопротивляться природе. Я имею в виду ваши поселения. Вы пытаетесь жить в тепле, как южане, но ваш конек – это холод. Вам нужно просто принять это. Природа все приспосабливает, если человек захочет жить в холоде, то природа приспособит его к этому холоду, вам даже одежда будет не нужна…
– Все, почти Хидентар, – вновь вставил Кроу. В этот раз в глазах его вспыхнул проблеск жизни, как у пустынника, отыскавшего воду.
– Что, простите?
– Скоро приедем. Вон там ручей был с белой водой – после него еще пара часов и будет Хидентар.
– Прекрасно. Я уже даже забыл, что мы куда-то едем. Хидентар так Хидентар.
Повозка проехала по узкой улице, по обеим сторонам которой стояли дома с земляными крышами и повернула в сторону широкой, выложенной камнями площади. Скрип ее колес вторгся в стоявшую здесь тишину, словно крик о помощи. Когда рядом оказался единственный на всю улицу каменный двухэтажный дом, стены которого были слишком прямыми и слишком белыми для этих мест, повозка остановилась. Дом не выглядел обитаемым. Над крыльцом и по контуру его окон свисали замысловатые, но давно облупившиеся и почерневшие деревянные узоры, перед домом была обустроена заросшая кустарником веранда, в зелени которой пели птицы. Дом был красивым, но чувствовалось, что в большей степени красотой своей он обязан природе, которая как могла прикрыла мхом и цветами все следы человеческих стараний превзойти эту самую природу.
Фабрис выпрыгнул из повозки, потянул спину. Следом за ним из повозки вывалился Кроу – он подволок чемодан к Фабрису, бросил его в пыль и тоже выпрямил спину. Лицо его, что прежде не обладало ни одним из тех качеств, за которые людей принято причислять к творениям природы, наполнилось жизнью.
– Миссис Арнье дома? – крикнул он, увидав в тени веранды двух мальчишек.
Но на оклик они не ответили, лишь бросились вглубь веранды и исчезли в зелени, что опоясывали дом с боков.
– Будем надеяться, она все еще здесь, – проговорил Кроу усмехнувшись. Он сел на чемодан Фабриса, закурил. Дым его трубки поднялся в небо, что начинало наполняться предзакатными красками и вспыхнул золотым огнем. – Иначе лучше будет идти в лес. А леса здесь гнилые. Все здесь гнилое, если прямо говорить, все от лесов до людей, худшего места на земле я не знаю.
Фабрис зашел на веранду и остановился перед массивной деревянной дверью, слева от которой висели цветочные горшки. Вместо цветов из них торчала трава. Над самой дверью висел фонарь, который не горел, лишь покачивался на ветру и время от времени издавал похожий на стон скрип.
– Похоже, никого, – проговорил Фабрис, осматривая дом. Последние четырнадцать ночей он провел в лесу и не особенно желал провести там же пятнадцатую. Даже если деревня эта и вправду была худшим местом на земле, он готов был простить ей это ради одних только кровати и чистого полотенца, а если бы здесь удалось найти кофе, он и вовсе бы счел это место лучшим на земле.
– Люди здесь как ветер, сегодня есть, завтра нет, – с особенным удовольствием проговорил в стороне Кроу, словно ничего в мире не обрадовало бы его больше этого факта. Он курил и с самозабвенным наслаждением всматривался в даль, где над чернеющей грядой сосен горело солнце.
Вы ко мне? – внезапно послышался