– Икари, ты как там? Всё в порядке? – спросила соседка, подойдя к калитке немного покосившегося забора.
– Всё нормально, тётя Саша, – ответила она, как обычно.
– Если тебе что-то понадобится, ты только скажи. Хорошо? Люда так тебя любила, бедную сиротку…
– Обязательно скажу.
«Странно, – подумала Икари, – такая забота, кажется, даже искренняя, а мне только больнее от её слов. Я так и не разобрала бабушкину комнату. Прошло больше сорока дней, почти два месяца, пора бы.» Собравшись с духом, она вошла обратно в дом и открыла дверь в комнату бабушки.
Запах каких-то лекарств и ощущение от долгого проживания пожилого человека окутал девушку. Несмотря на низкие тучи и явно прохладный день Икари, первым делом, распахнула окно. Ворвавшийся воздух наполнил комнату ароматами начинающегося дождя, скошенной травы и медуницы, которую Икари, будучи еще маленькой девочкой, притащила из леса и посадила прямо под окошком бабушки.
Дышать сразу стало легче. Бабушка, заменившая ей маму и папу, давно погибших в пожаре, тоже ушла.
Икари оглядела комнату, которую наполняли вещи такие знакомые и такие родные. Вот, например, на старом комоде из тёмного, почти чёрного дерева, под вышитой красивыми цветами салфеткой, лежит шкатулка, та самая заветная шкатулка с украшениями. Когда-то давно баба Люда показывала ей эти украшения и рассказывала их истории. Икари взяла шкатулку, села за стол покрытый старенькой льняной скатертью с мережками по краям и открыла крышку.
Прожив большую жизнь, баба Люда собрала очень маленькую коллекцию… Икари задумалась и стала перебирать вещицы. Вот обручальные кольца, одно поменьше – бабушкино, второе её мужа. Деда Икари никогда не видела, он умер ещё до её рождения. Девушка знала о нем только то, что был красив, и увез бабушку из Ленинграда сюда, на Сахалин, в эту маленькую деревню. Бабушка никогда не говорила, почему она после смерти мужа не переехала обратно, но по родному городу явно скучала. На тыльной стороне крышки шкатулки была приклеена фотография с разведённым Дворцовым мостом.
Икари отложила кольца в сторону и взяла в руки бархатный мешочек, перевязанный красной лентой. Там лежала самая огромная ценность бабушки: золотые серьги и кольцо с рубинами. Баба Люда надевала эти украшения только на праздник и очень ими гордилась. Икари хорошо помнила, как пожилая женщина каждый раз замерла у зеркала, любуясь игрой бликов в камнях серёжек. Однажды бабушка рассказала, что серьги и колечко подарил на сорокапятилетие муж который вскоре умер.
– Когда-нибудь, девочка моя, все эти драгоценности станут твоими. Береги их, как я. – говорила Баба Люба.
– Да ну, бабуль, ты ещё вон какая крепкая! – ответила тогда Икари, а бабушка лишь улыбнулась в ответ.
Девушка с сожалением убрала драгоценности обратно в мешочек. Ещё в шкатулке лежали костяной гребень. Это был подарок от мамы Икари бабушке. И единственная вещь, оставшаяся Икари от мамы Заколка-игла или шпилька для волос. Которую украшал небольшой желтый камень, оплетенный серебряной проволокой так, что он стал похож на цветок и свисающие сверху камня цепочки. Икари покрутила вещицу в руках. Маму она совсем не помнила, как и отца. Были только страшные сны, будившие среди ночи запахом гари, да неясными образами.
На дне шкатулки спрятался тёмный бумажный конверт, на котором почерком бабушки было аккуратно написано: «Для Икари». Глубоко вздохнув, девушка, заставила себя собраться и открыла письмо.
«Дорогая моя девочка, если ты читаешь это письмо, то значит, мы больше не сможем увидеться. Мое сердце уже давно даёт сбои и я могу в любой момент умереть. Не печалься, в смерти нет ничего страшного. Это естественный порядок вещей.
Дом, земля и небольшой счёт на сберкнижке – всё принадлежит тебе. Документы в верхнем правом ящике комода под праздничными полотенцами, в старой папке-скоросшивателе. Найди папку и просмотри всё, что там есть. Я знаю, что тебе не хочется, но это необходимо»
Икари встала, нашла папку, бегло просмотрела дарственную на дом, землю и сберкнижку, оформленные на её имя. На счету оказалось 300 000 рублей. Икари села обратно на стул, из глаз потекли слёзы.
Во время похорон было не до слез. Да и потом, поминки, девять дней, сорок… пришлось ехать в банк, брать кредит. Теперь, с того света, бабушка снова её спасает. И документы на землю нашлись, и деньги, чтобы погасить долги. Утерев слезы, Икари вернулась к письму.
«Теперь ты не просто приёмная сиротка, а землевладелица. Я очень надеюсь, что порадовала тебя своим скромным подарком.
Девочка моя, у тебя еще вся жизнь впереди, надо быть сильной и расчётливой. Будь благоразумной, не верь всем подряд, это до добра не доводит.
Я знаю, что ты не помнишь своих маму и папу. Зато их помню я. Они были удивительными людьми и очень сильно любили тебя. Я дала тебе свою фамилию, так было проще оформлять документы, но помни, у тебя есть и другая. Я не уверена, что правильно запомнила со слуха, да и столько лет прошло, но звучала ваша фамилия примерно так: «Канокачими». Не знаю,