Но единственное, что он для себя смог уяснить это то, что дама была молода и стройна. Поручик ещё больше ускорил шаг, что было и понятно – ему было 27 лет!
Он не успел предложить ей руку, в последний момент незнакомка сделала решительный шаг и оказалась на мостовой. Проходившая мимо пара тоже этот поступок отметила, хотя и по-разному.
Дородная дама, продолжая что-то говорить, плотнее взяла мужа под руку и подняла на секунду брови, а ее супруг, невысокий толстяк,
обернулся и взглянул с удивлением и восхищением. Что тоже было понятно, ему было всего около сорока.
Николай остановился, но похоже остановил его жест незнакомки, на него направленный. Хотя, возможно, молодая женщина просто хотела сохранить равновесие. Сейчас это уже неважно. Взаимное замешательство продлилось секунду и поручик начал вежливый разговор. Незнакомка отвечала коротко, но приветливо. Всё таки знакомства на улице в приличных семьях решительно осуждались.
За это короткое время Николай наконец-то смог её рассмотреть. И погибнуть. Нет, не смертью храбрых, но смертью какой-то другой. Попросив разрешения её проводить и не услышав ответа, он пошёл почтительно рядом, слушая её и мало что понимая. Живет она здесь рядом, на Большой Подьяческой улице, в 7-м доме, с родителями. У нее прекрасная фамилия: Вяземская. Анна. Ещё запомнил поручик, что она ходит гулять в сквер у Никольского собора, и ее можно там встретить…
Очнулся несчастный у себя в квартире, где его трясли за плечо и настойчиво предлагали горячий чай.
Никольский собор со времен императрицы Елизаветы Петровны был местом значимым в этой части Петербурга. Не смотря на обилие церквей вокруг, он притягивал к себе людей очень многих. Когда колокола собора молчали и мысли обывателей не были заняты церковной службой, они любили прогуливаться вдоль ограды, опоясывающей великолепное здание со стороны Крюкова и Екатерининского каналов, или посидеть на скамейках в тени старых клёнов в церковном сквере. Место было райское; небесно-голубые стены собора перемежались белыми колоннами, пышно украшенными барочной лепниной, золото куполов сияло на солнце и всё это казалось сошедшей с небес красотой, растворившейся в густой зелени петербургского лета.
Поручик бывал здесь и раньше с друзьями по училищу, и он помнил, как по возвращении из увольнения молоденький юнкер Коля Свербеев докладывал дежурному офицеру, что он прибыл, и что никаких происшествий с ним не произошло. Теперь, похоже, произойдёт что-то и он волновался как мальчишка.
А беспокоиться причина была. Уже несколько раз за последнее время проходил он здесь, ожидая, что увидит Анну, но то ли она приходила в другое время, то ли зрение как всегда подводило поручика. И вот, наконец, в ветреный солнечный день он ее неожиданно встретил. Вяземская шла ему навстречу под руку с другой молодой дамой, что-то горячо обсуждая. Все произошло очень быстро: поравнявшись с Николаем, она уронила перчатку, он поднял и подал её, услышав вежливое "Merci"; дамы пошли дальше, а поручик остался стоять на аллее с её запиской в руке.
Вскоре они обвенчались в этом самом соборе, в удивительном, так называемом, Верхнем храме, находясь к небесам на несколько саженей выше, чем прочие земные люди.
А ещё через полтора года началась война.
В офицерской землянке было тепло, топилась самодельная печка. Не хотелось выходить; за дверью ветер гонял снеговые вихри, солдаты тоже сидели по землянкам и только закутанные до глаз часовые топтались у брустверов, выглядывая и вслушиваясь в эту непогоду.
Так проходили дни и недели. Иногда их обстреливали, и если разрывы австрийских снарядов настигали Николая в окопе среди солдат, то он