Но Максу было всё равно. Он был уверен, что это море. Даже океан. Ведь любой залив рано или поздно превращается в море, а любое море – это часть великого океана. Значит, несмотря ни на что, Макс ехал как минимум на море. И пусть оно было не таким, какое он каждый день рассматривал на красивых картинках, заселяющих стены его комнаты, Макс упрямо верил в своё море, которое рано или поздно станет океаном. Пусть вода в заливе была весьма далека от чистой прозрачности, дно его было серым и иногда неприятно проваливающимся, тина у берега порой заставляла недовольно морщиться, мусор в воде и в холодном жёстком песке время от времени вгонял в уныние, Макс всё равно был рад.
Поэтому он плескался в мутноватой, прогретой блёклым солнцем воде, размышляя обо всём на свете. Постепенно мысли его вернулись к школе. Макс был довольно худым для своего возраста (бабушка, когда он к ней приезжал, восклицала: «О, скелетик мой приехал!»), и из-за этой его худобы в школе над ним посмеивались. Из-за неё и из-за его глаз. Пнув воду, рассеивая вокруг брызги, Макс решил не думать об этом. К тому же мысли его отвлекла мама, жестами звавшая его на берег.
– Посиди, погрейся, – сказала она, когда Макс вышел из воды и сел к ней на большое полотенце.
Макс послушно кивнул, хотя вовсе не замёрз, и стал, как обычно, рассматривать пляж. На нём практически не было свободного места. Царили теснота и гул. Мама потянулась в свой рюкзак за книжкой. Макс не представлял, как она умудряется читать, потому что каждый раз, когда они сюда приезжали, пляж ломился от отдыхающих, загорающих, купающихся, шумных людей. Со всех сторон слышались визги и вопли, смех и разговоры. Со всех сторон предлагались горячие беляши и красавицы-сосиски в тесте. Со всех сторон брызгались брызги, шуршали обёртки, пахли шашлыки и на все лады, во всех жанрах и громкостях, играла музыка. Тем не менее мама умудрялась и читать, и приглядывать за Максом. Ему казалось, что они были самыми тихими, самыми приличными и приятными людьми на пляже. Его маме тоже так казалось. Но их мнение никого не волновало.
Вскоре мама достала для Макса привычные ему бутерброды с сыром, уже слегка расплавившиеся и запотевшие от рюкзачного и солнечного тепла, и термос с водой. Макс съел бутерброды, даже не слишком проголодавшись, потому что, во-первых, не хотел расстраивать маму, и без того, как и бабушка, отчаянно и всячески пытающуюся его хоть немного откормить, а во-вторых – от скуки. Потом прикрыл глаза и попытался представить, что он один, в благословенной тишине, на бескрайнем золотистом пляже и у глубокой синей морской воды, но ничего такого, конечно, представить не удалось. Слишком много отвлекающих факторов. Ещё немного посидев на полотенце, Макс снова отправился в воду. Выбрав более-менее приличное место для входа, без младенцев, ковыряющих лопатками мокрый песок и катапультирующих его в прохожих, и без пивных банок, прибитых к берегу (метрах в десяти от него одна такая уже есть; не исключено, что дальше и другие), Макс вошёл в залив. Вода, не стоячая, но почему-то очень на неё похожая, обволокла ноги, и Максу всё равно было приятно. Что бы ни было вокруг. Он стал прохаживаться вдоль берега, представляя себе разные интересности, чтобы добавить красок окружающему миру, и вдруг замер.
Совсем рядом с ним обнаружился участок чистой, незамутнённой воды, сквозь которую просматривалось тёмное дно. А на нём… На нём, там, под водой, мерцала красивейшая ракушка. Крупная, просвечивающая, с шариком перламутра в недрах. Кажущаяся настоящим сокровищем посреди всего остального. Нет, не кажущаяся – она действительно была драгоценностью. По крайней мере, для него, Макса, – уж точно.
Прозрачная раковина с жемчужиной внутри манила его как магнит. «Вот мама обрадуется!» – подумал Макс. Обернулся – мама почувствовала, помахала ему рукой и вернулась к чтению. Улыбнулся в предвкушении. И нагнулся за найденным сокровищем.
Удивительно, но только что вода была ему по колено, а сейчас он никак не мог достать до ракушки рукой. Казалось, что она отдаляется от него, что ему ни за что не дотянуться, но вот он встал на колени, наклонился к воде, потянулся дальше, и дальше, с азартом нырнул с головой под воду, даже проплыл под ней вглубь, и наконец коснулся её, этой перламутрово-прозрачной красавицы, крепко схватил и прижал к груди. Думал, что вынырнет почти сразу, но удивительным образом выплывать пришлось дольше, чем он представлял. Макс не очень испугался. Решил, что просто нырнул в какую-то впадину в заливе. Впрочем, такие ракушки на мелководье и не валяются.
Макс вынырнул на поверхность, жадно вдохнул воздух, почему-то показавшийся ему свежее и даже слаще, чем раньше, встал на ноги. Ребристый песок дна, отлично просматривающийся сквозь прозрачную воду, приятно ощущался ступнями. Макс посмотрел на берег. И тогда испугался по-настоящему.
На берегу не было ни его мамы, ни их вещей. Вообще никого не было. Макс от испуга выронил ракушку, даже не заметив этого, и побежал по ребристому мелководью. Выбежал, путаясь в ногах, на тёплый песок и огляделся.
Пляж был абсолютно пуст.
Не было ни людей, загорелых и бледных, тощих и толстых, злых и весёлых, ни зонтиков,