Такую же цель преследует описание поступков других героев, появляющихся на этих страницах. Их мысли и действия применительно к окружающим обстоятельствам иногда правильны, а иногда ошибочны (как скорее всего случалось бы и в реальной жизни). Так или иначе, их поведение в любом случае в равной мере направляет развитие тех частей сюжета, в которых они участвуют.
Тем же самым принципом я руководствовался в описании физиологического опыта, занимающего важное место в заключительных сценах «Лунного камня». Установив, – не только лишь по книгам, но и у живых знатоков – какими могли бы быть результаты подобного опыта на практике, я отказался от привилегии романиста делать свободные допущения и вместо этого так построил сюжет, чтобы он естественным образом вырастал из событий, которые могли бы иметь место в действительности, что, спешу заверить моих читателей, и происходит на этих страницах.
Что касается Лунного камня, должен признать, что некоторые важные подробности почерпнуты из истории двух принадлежащих королевским дворам Европы бриллиантов. Величественный камень, украшающий Российский имперский скипетр, был некогда глазом индийского идола. Знаменитый «Кохинор» тоже, говорят, считался в Индии священным. Более того, он был предметом пророчества, предрекавшего несчастье всякому, кто воспользуется им вопреки его древнему предназначению.
Предисловие к исправленному изданию (1871 год)
Обстоятельства, в которых создавался «Лунный камень», на взгляд автора придали этой книге необычный характер.
Мой труд еще публиковался частями в периодической печати Англии и Соединенных Штатов, как вдруг после выхода более чем одной трети меня одновременно постигли страшное горе и тяжелейшая болезнь, хуже которой мне не приходилось испытывать. В то время, как моя мать лежала при смерти в маленьком сельском коттедже, меня свалил и связал по рукам и ногам мучительный приступ ревматической подагры. Под гнетом двойных невзгод мне приходилось еще и помнить о своем долге перед публикой. Мои верные читатели в Англии и Америке, которых я никогда не подводил, ждали очередных еженедельных порций романа. Я продолжал работу и ради себя, и ради них. В промежутках, когда ослабевала скорбь и отступали боли, я надиктовал с постели ту часть «Лунного камня», что больше всего позабавила публику – «Историю мисс Клак». Я не буду здесь говорить о том, какой физической жертвы стоили мне эти усилия. Оглядываясь назад, я вижу лишь блаженное облегчение, которое эти (вынужденные) занятия приносили моему уму. Искусство, которое всю мою жизнь было для меня предметом гордости и удовольствия, еще больше стало «безмерно великой наградой самой по себе»[1]. Я сомневаюсь, что написал бы хоть еще одну книгу, если бы ответственность за еженедельную публикацию этого романа не заставила меня собрать в кулак тающие силы тела и разума, осушить бесполезные слезы и превозмочь жестокие боли.
Завершив роман, я ждал, как его примет публика, с такой пылкой тревогой, какую ни до, ни после ни разу не испытывал за судьбу своих сочинений. В случае провала «Лунного камня» я бы испытал горчайшую обиду. Оказалось, что роман мгновенно и повсеместно получил хороший прием в Англии, Америке и континентальной Европе. Ни одна работа прежде не вызывала у меня столь глубокой благодарности читателям всех стран. Мои герои повсюду нашли своих поклонников, мой сюжет повсюду возбудил интерес. Публика благосклонно отнеслась к моим недостаткам и стократно воздала за мой тяжкий труд в темный период болезни и скорби.
Замечу напоследок, что настоящее издание улучшено благодаря внесенным мной тщательным поправкам. Я сделал все возможное, чтобы книга оставалась достойной одобрения читателей.
Пролог
Штурм Серингапатама (1799 год). Из семейного архива
I
Эти написанные в Индии строки я адресую своим родственникам в Англии.
Предмет моего письма состоит в том, чтобы объяснить причину, побудившую меня отказаться пожать руку, протянутую в знак примирения моим кузеном Джоном Гернкастлем. Молчание, которое я до сих пор хранил, было неправильно истолковано членами моего семейства, чьи добрые намерения я не смею отрицать. Я призываю их не спешить с выводами и прежде дочитать мой рассказ до конца. Клянусь честью, то, что я сейчас пишу, есть абсолютная, достоверная правда.
Скрытый разлад между мной и кузеном возник во время известного события, в котором мы оба принимали участие, – штурма Серингапатама под предводительством генерала Бэрда 4 мая 1799 года.
Для удобства понимания я должен на время вернуться к периоду осады и ходившим в нашем лагере слухам о сокровищах – драгоценных камнях и золоте, хранившихся в Серингапатамском дворце.
II
Один из самых причудливых слухов был связан с «Желтым алмазом», легендарным драгоценным камнем, о котором говорилось в местных индийских хрониках.
Наиболее древние предания сообщали