Машин на дороге, кроме моей, еще не было. Правильно, не станут же они сами разгуливать и разъезжать, когда их владельцы спят? Только моя «девятка» терпела свою неординарную хозяйку уже несколько лет. И сейчас я наслаждалась чудесным моментом, когда никто не дышит в затылок и чувствуешь себя при этом «беспечным ездоком». Ликуя и радуясь неизвестно чему, разогналась я на скорости под сто сорок и только об одном сожалела: что набережная оказалась действительно ближе, чем я рассчитывала, и уже через несколько минут я стояла перед Риткиным домом. Вернее, не Риткиным, а ее предков. Ритку-то они благоразумно поселили подальше от себя, чтобы отдохнуть от собственного чадца хоть на старости лет.
Оказавшись во дворе старого дома, еще, на мой взгляд, дореволюционного, я осмотрела окрестности. Окно, в котором Риткин старикашка проводил последние минуты своей жизни перед трагическим полетом, я вычислила сразу. Поскольку свет там навязчиво продолжал гореть даже в предрассветных сумерках и никого при этом там не мелькало. Дом был расположен как-то не очень удачно, поэтому двор больше походил на колодец. С трех сторон он был огражден стенами, и ни одного при этом балкона, если, конечно, не считать за балконы крошечные ограждения, на которых глупые хозяева рассаживали цветочки. Окно продолжало манить меня зажженным светом, и я еле удерживалась от соблазна подняться и постучать в дверь. Все равно человек не спит…
Внимательно разглядев окружающую местность, я пришла к выводу, что у Ритки были ночные галлюцинации, поскольку никакого старичка там и в помине не лежало. Более того, присмотревшись, я поняла, что он был просто обязан выпасть на газон, который наверняка бы подпортил, поскольку, судя по описанию живота, веса в нем было для этого достаточно. Однако ж розочки гордо торчали в клумбе, фонарь тоже оставался одиноким, как бедный Йорик, а на асфальте все было спокойно – ни пятнышка, хотя я не поленилась встать на колени и все осмотреть более чем внимательно.
Решив, что теперь вполне можно пойти утешить обезумевшую подругу и объяснить ей, что не всегда ночные видения бывают истинными, а являются всего лишь плодом нашего распаленного ужасной жарой воображения, я поплелась на четвертый этаж пешком, поскольку в доме ее родителей лифт выключали сразу с наступлением темноты.
Ритка открыла мне дверь с та-а-кой улыбочкой, что я сразу поняла – дело плохо. Придется утром вызывать «Скорую», если не удастся привести ее в чувство.
– Танька, привет, – сказала она, лихорадочно дергая руками, как если бы за ее спиной находился вредный Фред собственной персоной. При этом я подумала, что, может, это и не она мне звонила, потому что она очень удивленно на меня посмотрела.
– Здоровались, – мрачно напомнила я ей.
– Ах да. Хорошо, что ты