Ущипни меня слегка,
чтоб удачу не прошляпить…
Так и тянется рука —
жизнь нечаянно облапить.
Черным по белу скачу
и смеюсь, и рвусь, и плачу…
Мне бы – старому хрычу —
жить немножечко иначе…
Мне бы – пить английский чай
в тихом садике тенистом
и вдвоем с собой молчать,
представляяся артистом…
Мне б дышать неглубоко,
оставляя чуть на коду,
и дешевым табаком
не загаживать природу…
Мне бы – жить с тобой в ладу,
не ворчать в ответ потомку
и всегда иметь в виду —
можно петь, но, чур, – негромко…
Доля, может быть, горька…
Хоть ее бы не прошляпить…
Так и тянется рука —
жизнь нечаянно… облапить…
«В бледно-розовом тумане…»
В бледно-розовом тумане
исчезают корабли,
как несбыточность желаний —
лишь бы только разозлить
и оставить в сердце метку…
Меток много, – знаков нет:
сколько ни бросай монетку, —
честных нет, увы, монет…
Там, где был вчера, сегодня
все, увы, совсем не так…
Но… опять в кармане, вроде,
с нетерпеньем ждет пятак.
«В загадке дня неловкие намеки…»
В загадке дня неловкие намеки…
Лечу, не замечая пустоты…
За мной спешат, не уставая, строки
без точек, многоточий, запятых…
Взрезая быт отчаянным движеньем
в попытке жить без ведомых причин,
я вижу только чье-то отраженье,
которое не говорит, – молчит…
Но и в молчанье есть пространство чуда:
хрипит судьба в отчаянном рывке…
и было бы, конечно же, не худо —
взорваться в неожиданной строке.
В предчувствии карельского лета
Холодным, стылым летом облака
вползают в окна, втискиваясь в душу,
и кажется – слетает день с катушек,
вонзаясь в ночь подобием клинка,
взрезая плоть пространства на лету,
и время стынет в промежутке суток,
как стынет чай, заваренный так круто,
что – делит жизнь на эту и на ту…
Ворчанье в пыль вминает разговор
и мы молчим все чаще, – нет резона…
и ходим все по кругу, будто в зоне,
неся, увы, всенепременно вздор…
Никто не слышит – даже в пустоте
и нет прощанья так же, как и встречи…
и ждешь чего-то, только… думать нечем…
Они бездарны, да и мы… не те…
Люби хотя бы…
А жизнь у нас – как черная дыра:
пошарь в своих карманах для порядка,
но станет все же – горько, а не сладко,
ведь жизнь в России и не жизнь, – игра,
в которой ты, конечно, проиграл…
и не ворчи, ведь есть микстура – водка,
и будет жизнь не… длинной, а… короткой…
но ты же сам и у себя украл
возможность быть и жить…
Почти судьба…
Люби хотя бы… Может – в этом сила?..
Ведь мама эту Родину простила…
Не мама, – это Родина слаба…
Она молчит и в этом есть резон…
Ее молчанье даже режет уши…
Я выйду в поле, чтоб ее послушать,
а в поле слышу не ворчанье, – стон…
Другу
Как руками потрогать боль?..
Как забыть?.. Не забыть… И не надо…
Эта боль – как последний бой,
где и выжить – уже награда.
«Загустела ночь… в туманной…»
Загустела ночь… в туманной
безуспешности спастись
как-то одиноко странно
проползает вяло жизнь,
плюща времени осколки
и вминая их в песок,
заполняя втихомолку
рифмой вязь негромких строк,
отдаляя грех распутства,
приближая