Мгновенное облегчение от того, что успел. Не достали. И сразу – ужас полета, понимание – сейчас разобьется.
Ох! Санёк обнаружил, что сидит в кресле перед компом.
Читал матан – и вырубился. Заснул. А разбудил его звонок по скайпу.
Лика.
«Здравствуй, мой Санечка…»
Санёк стер рукавом пот со лба. Только после этого ответил.
Попрощались около трех ночи. На душе у Санька было светло и ясно. Лика, Лика, Лика… Она прилетит на Новый год. Через два месяца.
– Я соскучился, – произнес Санёк вслух. – Я хочу тебя, Лика.
Прозвучало неубедительно. Очень уж хотелось спать. А подъем – в восемь тридцать.
Санёк отрубил комп и побрел в ванную. По пути аккуратно прикрыл дверь в родительскую спальню. Не разбудить. В ванной посмотрел на себя в зеркало. Хорошо, когда щетина светлая. Не так заметно. Завтра побриться точно не успеть. И зарядку – не успеть. И… Сработал таймер щетки.
Укладываясь в постельку, Санёк подумал: «Опять будет кошмар». Хотя у него есть средство. Полез в ящик, вынул ножи, сунул под подушку. В чехлах, естественно. Взял брелок со сфинксом. Ключ от двери, о которой ничего не известно. Уронил обратно. Поглядел на персонального сфинкса: татушку на руке. Совсем бледная стала. Может, со временем вообще исчезнет? Всё, спать.
…И провалился по пояс в сугроб.
– Ты, чужак, я тебе печень выну и сожру!
Ярл Хрогнир Хитрец стоял напротив, точнее, не напротив, над Саньком, потому что на ярле были снегоступы и наст его держал. Стоял и поигрывал мечом. Ступня ярла, в меховом, разукрашенном бисером и серебром сапоге, – в полуметре от Санька. Вот по этой ступне он и ударил. Рубанул наискось выброшенным из рукава ножом и сразу откинулся назад, уходя от длинного росчерка ярлова клинка. Он успел, Санёк, а ярл – нет. Красное на белом…
Глава первая
Санкт-Петербург. Сергей Кожин. Кровь
– Ты? Меня? За что? – Алое пятно расползалось по белой куртке, стремительно набухающей кровью.
Серёга пятился, пока не уперся в стену. Он не понимал. Глядел то на свои руки, то на жуткое пятно.
Машунька всхлипнула и как-то разом обмякла, осела на тротуар, повалилась на бок.
– Как же… что же… – бормотал Серёга, глядя на свои не очень чистые, но совсем невооруженные ладони. Он ничего не понимал. Он же просто оттолкнул Машуньку. Даже не очень сильно оттолкнул. Ну что ж ему было? Позволить себе по морде заехать?
– Машунька… – проговорил он. – Машунька, это не я, не я…
Откуда столько крови? Что это было, вообще? Может, у нее там ножик был, под курткой? Острием внутрь?
«Скорую?» – Серёга схватился за телефон…
И ничего не набрал. Что он скажет?
Я убил свою девушку, не знаю как…
А может, не убил? Может, фигня какая?
Серёга кинулся к Машуньке, расстегнул куртку. Блузка шелковая, и тоже кровь, кровь… Остановить!
Серёга замер… Блузка была целой! И куртка была целой! А кровь хлестала так… Как вода из крана.
Машунька уже ничего не говорила… Глаза закатились…
Серёга посмотрел на свою руку. Вся теперь в крови. И вдруг ярость опять накатила. Как тогда, когда Машунька сказала, что – всё. Что хватит с нее. Что теперь она будет с Филькой. У того хоть деньги есть на кафе. А когда он обозвал ее… Ну нехорошо обозвал, несправедливо… Ярость, ярость! Уже на себя! Серёга матернулся и сжал в кулак руку. С силой, до боли. Будто вгоняя, вдавливая назад и слова обидные, и Машунькино «Да пошел ты!..». И кровь эту жуткую…
– Эй, ты!
Серёгу довольно грубо подняли. Мужики какие-то. Нет, парни.
– Что ты с ней сделал, ушлепок?!
Серёга молчал. Тело вдруг стало ватным.
Один из парней схватил Серёгу за руку, зачем-то задрал рукав куртки, с силой ткнул пальцем в запястье. Может, в болевую точку хотел попасть, но не попал.
– Да вижу я, – пробормотал второй парень и присел рядом с Машунькой.
Увидев, как второй парень расстегивает блузку Машуньки, Серёга рванулся, выкрутился из захвата…
И, схлопотав по затылку, осел на асфальт.
Но не отрубился, только в глазах помутнело.
– Геныч, – позвал второй, – чё-то я не понимаю, глянь-ка…
Тот, что врезал Серёге, присел рядом с приятелем.
Серёга поднялся. Качнуло, но на ногах устоял.
Машунькин плоский животик весь перепачкан кровью, лифчик тоже в крови с нижних краев…
Второй поднял голову, посмотрел на Серёгу снизу, уже не сурово, а как-то растерянно:
– Слышь,