Нарцисс был цветком и символом Аида, бога мертвых. Им обычно украшали не столы, а гробы. Присутствие этих цветов в «Кофе Хаус» означало, что владелец в трауре, потому что лишь в это время смертные преклонялись перед богом подземного царства.
Персефоне всегда было интересно, как к этому относился Аид и не было ли ему все равно. Все-таки он был не просто властителем ада. Будучи самым состоятельным среди богов, он заслужил титул богача и вложил свои деньги в несколько самых популярных клубов в Новой Греции – и это были не просто какие-то клубы, а элитные игорные дома. Говорили, что Аид любит хорошие пари и редко принимает в качестве ставки что-либо, кроме человеческой души.
Персефона много слышала об этих клубах от других студентов в университете, а ее мать, которая нередко выражала свою неприязнь по отношению к Аиду, подобным образом высказывалась и о его бизнесе.
«Он взял на себя роль кукловода, – недовольно говорила она. – Вершит судьбы, словно он один из мойр. Ему должно быть стыдно».
Персефона никогда не бывала ни в одном из клубов Аида, но, надо признать, они пробуждали в ней любопытство – как в отношении людей, что туда ходили, так и в отношении бога, что ими владел. Что заставляло людей закладывать свои души? Жажда денег, любви или благосостояния?
И что это могло сказать об Аиде? Что ему принадлежат все богатства мира и он стремится их преумножить, вместо того чтобы помогать людям?
Но сейчас у Персефоны не было времени на поиск ответов.
Ей нужно было работать.
Оторвав взгляд от нарциссов, она сосредоточилась на экране ноутбука. Был четверг, и она ушла с занятий час назад. Заказала, как обычно, ванильный латте. Ей нужно было закончить исследовательскую работу, чтобы она могла сконцентрироваться на преддипломной стажировке в «Новостях Новых Афин», ведущем новостном агентстве Новых Афин. Стажировка должна была начаться завтра, и, если все сложится удачно, через шесть месяцев, когда Персефона получит диплом, у нее уже будет работа.
Ей не терпелось проявить себя.
Проходить стажировку ей предстояло на шестидесятом этаже Акрополя, одной из главных достопримечательностей Новых Афин – самого высокого городского здания, имевшего сто один этаж. Переехав сюда, Персефона в первую очередь посетила обсерваторию на верхнем этаже, откуда город был виден как на ладони. И он оказался именно таким, каким она его представляла, – прекрасным, огромным и волнующим. Четыре года спустя она с трудом могла поверить в то, что теперь будет приходить в это здание на работу почти каждый день.
Лежащий на столе телефон Персефоны завибрировал, привлекая ее внимание. Ей пришло сообщение от лучшей подруги, Лексы Сидерис. Лекса стала ее первой подругой в Новых Афинах. Она повернулась к Персефоне на занятии и спросила, не хочет ли та объединиться с ней для выполнения лабораторной работы. С тех пор они стали неразлучны. Персефону привлекала несдержанность Лексы – у той были татуировки и черные, как ночь, волосы. А еще она просто обожала богиню колдовства, Гекату.
«Где ты?»
Персефона ответила: «Кофе Хаус».
«Почему? Нам надо отметить!»
Девушка улыбнулась. Две недели назад она рассказала Лексе о том, куда ее взяли на стажировку, и теперь та неустанно донимала ее предложениями сходить куда-нибудь отметить. Персефоне пока удавалось отложить этот поход, но все возможные отговорки были на исходе, и Лекса это знала.
«Я уже отмечаю, – набрала Персефона. – Ванильным латте».
«Кофе не катит. Алкоголь. Шоты. Ты + я. Сегодня вечером».
Прежде чем Персефона успела ответить, к ней подошла официантка с подносом, на котором дымился кофе. Персефона приходила сюда достаточно часто, чтобы заметить – девушка такая же новенькая, как и нарциссы. Волосы ее были заплетены в косы, а темные глаза обрамляли густые ресницы.
Девушка улыбнулась и спросила:
– Ванильный латте?
– Да, – кивнула Персефона.
Официантка поставила на стол чашку и убрала поднос под мышку.
– Что-нибудь еще?
Персефона встретилась с ней взглядом.
– Как думаете, у лорда Аида есть чувство юмора?
Вопрос был несерьезным, и Персефоне он казался крайне забавным, но девушка растерялась:
– Я не понимаю, о чем вы.
Официантка явно чувствовала себя некомфортно – вероятно, из-за упоминания имени Аида. Многие предпочитали не произносить его либо называть Аидонеем, чтобы не привлекать излишнего внимания, но Персефона не боялась. Возможно, это было как-то связано с тем, что она и сама была богиней.
– Я думаю, что у него определенно есть чувство юмора, – объяснила Персефона. – Ведь нарциссы – символ весны и перерождения. – Она поднесла пальцы к увядшим лепесткам. Эти цветы скорее должны были стать ее символом. – А иначе зачем он объявил их своими?
Персефона