– Виктория Эфраимовна Пиннер?
Но 64-летней Бабе Вике, так её звали внуки, больше ничего и не нужно было говорить. Товарищ Вика – партиец со стажем. Еще будучи освобожденным комсомольским секретарем сельхозтехникума она научилась этим аппаратным штучкам. По интонации звонившего Товарищ Вика определяла намерения, а по громкости голоса уже и последствия. Вот и сейчас заслуженная со всех сторон ВЭфа, так её между собой называли инструкторы и подчиненные однопартийцы, точно знала: звонили от Первого! От самого…
Перед уходом на пенсию Пиннер заведовала районным отделом народного образования. Ей вручили медаль за заслуги перед губернией от самого губернатора, медаль Святой-равноапостольной от Батюшки, звание заслуженного учителя от министерства образования и… проводили на покой. То есть совсем – на по-кой… Ни даже директором родного сельхозтехникума. Ни, на худой конец, директором сельской школы или детсада. Да хотя бы директором клуба. Но нет и еще раз нет, просто на-а по-кой…
Первое время Пиннер приходила в исполком как на работу. Она с удивлением таращилась на новые таблички, на шикарный евроремонт и богатые золоченые ручки дверей. Но бежевый кафель, зеркала с подсветкой, дорогой фарфор исполкомовского туалета поражали её больше всего. Если, конечно, не считать зауженные до неприличия мужские брюки, голубые пиджаки и красные галстуки… Нет, не пионерские, а ярко-красные во все тех же голубых пиджаках с зауженными брюками.
Для новой власти молодых технократов ни заслуженной со всех сторон ВЭфы, ни Товарища Вики просто не существовало. От столь разительных перемен по всей вертикали власти снизу доверху у Пиннер шла кругом голова. Хотя внуки в один голос говорили и смеялись, мол, бабуля, это от старости…
То ли с досады, а может, и от обиды, а скорее всего, от непонимания. Определенно. Именно от него, от непонимания, уверяла себя ВЭфа. Что же делать, что теперь делать с партийной кассой, оставленной председателем политсовета перед неожиданным отъездом в длительную и очень дальнюю командировку. И это были не взносы однопартийцев. Преуспевшие в бизнесе комсомольцы охотно делали взносы в комсомольский общак. Тех, кто уклонялся от партвзносов, председатель политсовета убеждал лично.
По причине нахлынувшего непонимания Вэфа продала… свою двушку. С вырученными от продажи старенькой квартиры деньжищами и партийной кассой Товарищ Вика поселилась в Березовке. Купила старенький домик с огородиком и просторной теплицей. Копалась в огороде, нянчилась летом с болезными внуками. Зимой поила их лечебным чаем на травах, с мёдом и ягодами. Так и жила – от приезда до приезда внуков. В свободное от ребятни время поила снадобьями селян, кого от похмелья лечила, а кого от суставов и прочей хвори. Вот и прозвали её Бабкой-Вещуньей. А на деньги из партийной кассы Вещунья строила церковь в деревне. Ну как строила, помогала Батюшке со всеми его просьбами. То на окна, то на крышу жертвовала. А на Пасху пожертвовала на резной дубовый иконостас.
Голос в трубке еще раз повторил:
– Виктория Эфраимовна Пиннер?
– Да, я! – бодро, с комсомольским задором, ответила ВЭфа. Машинально поправила челку и отросшую слегка стрижку аля-гарсон.
– Ждем вас на собеседование в министерстве образования. Надеемся, Виктория Эфраимовна, у вас нет принципиальных возражений?
– Нет. Возражений нет! Обязательно буду, – с еще большим комсомольским задором ответила ВЭфа. Вновь поправила челку и отросшую стрижку аля-гарсон.
Глава 2
Павел Петрович Цурко маялся в чиновничьей ссылке за Уралом. Должность ока государева не самый худший вариант. Свой кабинет, секретарша, помощники, водитель… Большинство губернаторов, попавших под масштабную чистку вертикали власти, отправили гораздо дальше, чем за Урал… И не в отдельные кабинеты. А если и в отдельные, то с надзирателями вместо секретарш.
Пеперцук, так в народе называли Павла Петровича Цурко, не оставлял надежду вернуть себе расположение звезд. Да он, в принципе, так и не мог понять, чем не угодил. И в политсовет всегда жертвовал, и предприниматели ни на выборы, ни на День города никогда не скупились. Никто и никогда не чинил отказа в ответ на его просьбы. А посему Пеперцук тоже маялся от непонимания.
По замыслу его давнего заклятого однопартийца Михи Торчика, председателя Березовского сельсовета, все еще можно было исправить. Пепер, так звали ПП его кореша-однопартийцы, верил в это с трудом, но положиться ему все-равно было не на кого. С Михой они знались с 80-х. Пепер был инструктором в комсомоле, Миха – завхозом в исполкоме. Вместе печатали в подвале типографии бумаги к очередным заседаниям. Так и шли они по жизни вместе, руководящая и направляющая, объединенные партийно-исполнительской спайкой. Вместе открывали комсомольские кооперативы, вместе разбирались по «партийным понятиям» в лихие 90-е.
Скайповские бульки вернули Пепера с заоблачных кумариных высот в его грешное кресло. На экране монитора появилось довольное мурло Михи.
– Хай