Екклесиаст (гл. 9, ст. 12)
«… Здесь уже вечер, ветер собирает на небесном пастбище облака-барашки. Воздушный пастух поведет свое стадо далеко на север, за лесную гряду, где они разбредутся по небосводу, собьются в тучу и рассыплются дождем.
Прибой жадно вылизывает песок, оставляя под ногами кружева сахарной пены, а солнце плещется, ныряет, рассыпая золотые брызги на дорожку, зовет за собой.
На рассвете я гуляю вдоль кромки воды, отгоняя прутиком ворон и чаек.
Кто я? Каждый раз забываю свое имя.
У меня здесь все наоборот, черные чайки и белоснежные вороны.
Мир – перевертыш, где день начинается закатом и заканчивается рассветом, а неевклидовы кривые ведут себя как попало.
Здесь, под мелодию свирели плетется паутина судеб, а с музыкантом всегда можно договориться.
С последним лучом солнца я превращаюсь в птицу и ловлю мальков на мелководье.
Потом при свечах в полном одиночестве сочиняю сказки или пишу на мокром песке роман, который читает море, заглатывая строку за строкой.
А где-то там, в мире людей, тоже скрипит перо, и чернила ложатся на бумагу.
Буквы складываются в слова, рождается еще одна история любви…»
Чистовик.
Серафима
Что вы знаете о хранителях?
Я не спрашиваю о небесных созданиях из главных чинов, не о лучезарных креатурах из высших иерархий, я говорю о «трудолюбивых лошадках», о «непромокаемых жилетках», о наших самых близких помощниках. О тех, кто тупит бритву в руках или рвет веревку на шее самоубийцы, кто заставляет в последний момент позвонить друга, а пьяного водителя мгновенно протрезветь и сохранить человеческие жизни.
Допускаете ли вы, что хранители – как и люди, все очень разные? Образцово-показательные передовики с портретами на досках почета, беспечные лодыри, дотошные прагматики или оптимистичные фаталисты. Верите ли вы, что они живут среди нас, носят человеческие лица и успешно играют роль обычных людей: соседа по этажу, коллеги по офису, друга детства? И хоть существует космическая теория, что все знакомые люди немного ангелы, учителя и ученики, речь идёт о других созданиях, о тех, кто на самом деле существует в обоих мирах, эфирном и земном.
Серафима Петровна Карпова – очень ответственный и трудолюбивый хранитель. Ответственность в ней воспитала мама, служившая сестрой милосердия при докторе Пирогове. Трудолюбивым был Серафимин отец, инженер-путеец, участвовавший в проекте первой Царскосельский железной дороги. Фима выбрала материнскую стезю. Свою бывшую, человеческую жизнь, сначала военной медсестрой на полях первой мировой войны, а потом в больничных стенах она вспоминает редко, когда устает и позволяет искушающим сомнениям протиснуться в душу. Хранители, добровольно оставшиеся в человеческом мире, настолько вжились в свои роли, что время от времени «болеют», недуги их покажутся несерьезными, ведь они повсеместны среди людей. Имя им – сомнение в собственных силах и разочарование в коллегах.
Так Серафиме порой кажется, что про нее забыли, не повышают в чине, возможно из-за возраста, а может по недоразумению, или того хуже, в менторских целях, ведь она не боится перечить начальству, да и несколько раз (неслыханная дерзость!) нарушала запрет, вмешивалась с человеческие судьбы без разрешения, без ведома зазевавшихся хранителей. Оттого в характеристике на Карпову С. П. чья-то кляузная рука сначала пропечатала «неблагонадёжная зпт своенравная», а потом добавила красным шрифтом «не подчиняется корпоративной культуре тчк». А с такой характеристикой про карьеру можно забыть на тысячу лет.
Срок наставничества у Серафимы пока невелик. Вторую сотню лет служит она в стенах городской Боткинской больницы.
Заложили эту больницу для небогатого Московского населения в десятом году прошлого века. Во время первой мировой больница принимала раненых с фронта. Сестра милосердия Фима, получившая сильную контузию в бою, была доставлена военным гарнизоном в Москву, госпитализирована в Солдатенковскую лечебницу (по тем временам больница носила имя своего создателя, купца первой гильдии Козьмы Терентьевича Солдатенкова), поправилась и осталась работать в хирургическом отделении. Полюбила старшего фельдшера Карпова, вышла замуж, через год родился сынок. В 1915 Сима заразилась от раненного солдата сыпным тифом и скончалась.
Так началось ее повторное служение в стенах родной лечебницы. Явилась она молодой сестричкой с другим лицом, но под тем же именем (никто и не придал значения, мало ли тёзок Карповых, да и в небесной канцелярии недосуг было новые бумаги выдавать), ходила за ранеными, души их изодранные спасала. А когда вторая мировая война нагрянула, тоже многих бедняг из лап сумасшествия вытащила, от проклятий уберегла.
Земное служение даровали ей неспроста. Любила она сынишку своего