«Взирая с высоты на это великолепие, – неожиданно подумал Марк, – невольно чувствуешь себя Богом. Ах, это неистребимое тщеславие», – улыбнулся он своим мыслям.
Позади раздался едва уловимый звук. На тонких губах мужчины вновь мелькнула улыбка.
– Эй, Кайоши, – произнёс он, не оборачиваясь. – Дружище, ты чуть ли не с младенчества занимаешься ниндзюцу и ещё чёрт знает какими единоборствами, а шаркаешь ногами, словно старик, скрюченный подагрой и ревматизмом.
– Но и ты, Марк, – раздался ироничный голос, – советник спецслужб по ведению ближнего боя и выживанию, известный учёный-генетик, а красуешься перед окном, словно красная девица перед зеркалом. А враги ведь не спят. Возможно, уже какой-то киллер через оптический прицел считает морщины на твоём лбу.
– А японцы, я вижу, стали многословны, – обернувшись, рассмеялся Марк. – И куда только подевались их природная сдержанность и уважение к старшим?
Он лёгким пружинистым шагом подошёл к другу и, сердечно обняв, широким жестом показал на чёрное кожаное кресло.
– Присаживайся. Что-нибудь выпьешь с дороги? Есть водка, виски, текила.
– Нет-нет, – снимая небольшой рюкзак и удобно располагаясь в кресле, поспешно ответил Кайоши, – ты же знаешь.
– Знаю. Я тоже не любитель спиртного. А вот в России, куда меня однажды закинула судьба, есть традиция: когда друзья после долгой разлуки встречаются, они обязательно пропускают стаканчик-другой за встречу.
– Хорошая традиция.
– Хорошая. Но, учитывая, что мы не русские и к тому же блюдём здоровый образ жизни, давай-ка отдадим предпочтение зелёному чаю.
Марк, слегка откинувшись на спинку дивана, жмурясь от удовольствия, пил чай маленькими глотками. Взглянув на друга, он невольно улыбнулся. Кайоши пил, прикрыв глаза, медленно, с остановками, смакуя каждый глоток янтарного напитка. Смуглое лицо друга выражало какую-то детскую умиротворённость и полную отрешённость, словно сейчас душа его витала в иных, невиданных мирах.
«Да, как всё-таки обманчива внешность, – нахмурившись, с грустью подумал Марк. – Кто бы мог подумать, что у этого человека с ангельским лицом – ледяное сердце? Более того, нет, наверное, на Земле более коварного, хитрого и безжалостного убийцы, чем он. Долгие годы тренировок по ниндзюцу превратили его в чудовищную машину смерти. А разве я, успешный учёный, лучше его? Разве руки мои не запятнаны кровью, и путь избранный мною – это путь праведника? Ах, беспечные детские годы, где они? – Марк вздохнул. – Тогда сущность определяла нашу внешность, а за внешностью с лёгкостью угадывалась сущность. Тогда мы были кристально чисты и искренни. Любовь и доброта ко всему земному переполняла наши маленькие сердца, а душа, охваченная радостью, с удивлением и восторгом рвалась наружу».
– О, боже! Что с нами сделало время! – прошептал Марк, ставя чашку на стоящий напротив ажурный журнальный столик.
– О чём ты задумался, дружище? Твоя генетика не даёт тебе покоя даже в минуты отдыха?
– Нет, – с грустью ответил Марк, – просто я вспомнил наше детство.
– Да, замечательное было время. Помню, как мы до самой ночи гоняли мяч, играли в войнушку, ныряли со скал в воду и выделывали такие трюки, что сейчас удивляешься, как это шеи себе не свернули. Мы были безумными шалопаями.
– Нет. Мы были просто мальчишками.
– С богатым воображением и немыслимыми фантазиями. Правда, пребывание в монастыре поубавило наш пыл.
– Ну, дисциплина и занятия единоборствами никому ещё не помешали. Но в монастыре они были слишком суровы и жестоки.
– Помнится, в спарринге, будь то с оружием или без него, ты всегда меня побеждал. Дьявол! Как тебе это удавалось?
– Ну, я же старше тебя…
– Хитрец, – рассмеялся Кайоши, – ты ведь старше меня всего на два дня. Да, кстати, как твои взаимоотношения с отцом?
– Всё плохо, – с грустью ответил Марк. – Ты же знаешь, Ландору никогда до меня не было дела. Такое впечатление, что он забыл о моём существовании. В детстве, пока он разъезжал по миру с экспедициями, я жил в вашей семье. В юношеские годы, когда я учился в Гарвардском университете, он не только не интересовался моей учёбой, но даже ни разу не позвонил. Сейчас я уже известный учёный, издал десятки научных трудов, лучшие клиники мира наперебой приглашают меня к себе, а двери лаборатории моего отца для меня закрыты.
– Твои слова полны горечи и знаешь, почему? Потому что, каким бы ни был твой отец и как бы он к тебе ни относился, ты его любишь. Ты был единственным европейцем в монастыре и по всем правилам должен был там сразу умереть, а в лучшем