Помещение для трапез представляло собой прямоугольный зал, узкий и длинный, из-за сгущающихся сумерек освещенный четырьмя лампадами. На стенах тоже была изысканная, выполненная с превосходным мастерством роспись; особенно понравилась Адель красноперая тетерка, гуляющая среди зарослей лавра, фиалок и ромашек. Но основным персонажем здесь являлся Вакх27: одна стена полностью была посвящена изображению шествия Диониса – с вакханками, сатирами и козлами, а весь потолок украшала лепка в виде свисающих виноградных гроздей. Посреди зала стоял длинный стол кипарисового дерева, а вокруг него – три каменных ложа, накрытых роскошными ворсистыми покрывалами.
Адель опустилась на одно из них и почувствовала, как оно мягко сникло под тяжестью тела. Юлий лег, опершись на локоть, приняв обычную позу римлян, и лениво приказал стоящему позади него слуге подавать на стол.
Через минуту в триклиний вошли рабыни, неся подносы с едой. На столе появился аппетитно зажаренный козленок, свежая ветчина, начиненная, как позже узнала Адель, смесью из сушеных фиг, меда и лаврового листа, а затем запеченная в тесте, устрицы, выложенные на тарелке причудливым узором, и какая-то овощная смесь вроде салата. После принесли сырный пирог и рыбное блюдо, обильно политое соусом. Юлий велел подать вино.
– В Риме принято выпивать после приема пищи, – сказал он Адель. – Там они возлияния превращают чуть ли не в священный обряд. Мы в Помпеях смотрим на это проще: пьем когда хотим.
Принесли кубки с темно-красным ароматным напитком.
– Выдержанное везувийское, лучшее во всей Кампании, – похвастал Юлий. – Виноград давили еще при Клавдии28.
– Впечатляет, – любезно произнесла Адель.
– Думаю, его следует попробовать прямо сейчас. – Юлий поднял кубок к изваянию Вакха, возвышавшемуся посреди стола. – Да будет благосклонен к нам Бахус и прекрасная владычица Луны, под покровительством которой мы совершаем эту трапезу!
Адель вежливо улыбнулась, но не решилась последовать примеру патриция и молча пригубила вино. Она внимательно следила за каждым движением Юлия, боясь оскорбить гостеприимного хозяина неуважением к олимпийскому культу, что немало позабавило бы его, догадайся он об этом.
Публий Юлий Сабин уже давно не верил в божественную плеяду, управляющую миром. Учения киников, стоиков, эпикурейцев, перипатетиков и атомистов, смешавшись с постулатами официальной религии и подкрепившись атеистическими сентенциями его наставника Петрония, образовали в голове Юлия сумбурную смесь весьма туманных представлений о мироздании. Напичканный знаниями, ни во что не верящий, он постепенно превращался в скучающего скептика и в свои двадцать с небольшим лет чувствовал себя уставшим от жизни человеком. Чтобы чем-нибудь занять свой тоскующий ум, Юлий решил обратиться к поэзии. Несколько трагедий, написанных им, Петроний назвал неудачными; сборник сатир оказался очевидным плагиатом, а оды,