– У нас так принято.
– Отчего вы не придумаете свой язык?
– А зачем? – в свою очередь спросила Адель.
Патриций улыбнулся, и его лицо оживилось, что, вероятно, случалось нечасто.
– «Адель» звучит непривычно для меня, – проговорил он. – Постой, если ты говоришь на языке бриттов, то как же мы понимаем друг друга?
Она усмехнулась. Хороший вопрос!
– Признайся, ты знаешь латынь? – настаивал патриций.
Адель почувствовала себя увереннее, видя, как игривая улыбка подрагивает на его красиво очерченных губах.
– Ну не все ли равно? – беспечно воскликнула она. – Между прочим, я до сих пор не знаю, как мне тебя называть…
– Юлий, – гордо подняв голову, представился патриций. – Публий Юлий Сабин. В Помпеях я известная персона. Мой отец – эдил18 Кален.
Он произнес это с такой надменностью, что Адель оставалось только вежливо улыбнуться.
Юлий отодвинул легкую занавесь и выглянул на улицу.
– Мы приближаемся к моему дому, – сообщил он. – Я рад нашему знакомству, Адель. Признаюсь, предложив тебе руку, я и не ожидал, что ты примешь приглашение и сможешь вот так запросто сесть в носилки к незнакомому мужчине.
Адель подозревала, что это не комплимент.
– Полагаю, теперь я должна их покинуть?
– После наступления темноты только гетеры и женщины из лупанария могут бывать в доме мужчины без сопровождения.
– Что такое лупанарий? – с обезоруживающей непосредственностью поинтересовалась Адель.
Юлий как-то нервно улыбнулся и расправил и без того безупречные складки тоги.
– Это публичный дом. Его посещают мужчины… гм… после определенного возраста, чтобы развлечься… Я имею в виду, выпить вина…
– Я знаю, чем занимаются в публичных домах, – прошипела Адель, разочарованная столь непродолжительным приключением и обиженная двусмысленным намеком на ее неожиданную решительность. – Не пойму только, что тебя так беспокоит. Быть может, ты еще не достиг «определенного возраста» для забав с гетерами и я могу тебя скомпрометировать?
Она никогда не лезла за словом в карман; порой казалось, что она попросту не успевала подумать, прежде чем выпалить первое, что придет в голову. Только произнеся последние слова, Адель осознала всю бестактность и грубость своего выпада. Она внутренне напряглась и приготовилась к ответному удару.
Но ни резких слов, ни угроз, ни оскорблений не слетело с уст патриция. Напротив, в его глазах блеснул лукавый огонек, правая бровь стремительно взлетела вверх, а на губах появилась загадочная улыбка.
– Поистине ты дитя Венеры! – воскликнул он. – Двери моего дома открыты для тебя, прекрасная чужеземка.
Носильщики остановились, и Адель, послушно следуя за Юлием, направилась к его вилле.
Ей приходилось немало читать об античной архитектуре, и она имела довольно обширное представление о римских домах, базировавшееся на описаниях Витрувия19, Плиния и кое-каких справочниках. Входя в жилище Юлия, Адель цепким,