До каникул оставалось ещё две недели, надо было бы сделать домашнее задание на завтра, но корпеть над уроками тоже не было желания. И всё же я сел за стол и открыл учебник.
За окном весело посвистывали синички и чирикали воробьи, думая, что уже наступила весна. С крыши падали и звонко разбивались подтаявшие сосульки. Этот звон и пение птиц мешали мне сосредоточиться.
Я отложил книгу, подошёл к окну и приоткрыл его. В комнату ворвался свежий ветерок, поиграл с занавеской, пошуршал страницами задачника. Не обнаружив для себя ничего интересного, ветерок вылетел обратно.
Я постоял некоторое время у окна, с высоты третьего этажа глядя на улицу. На нечищеном тротуаре таял снег, превращаясь в грязную кашу. Прохожие месили «кашу» ногами, утопая в ней по щиколотку и отпуская нелестные замечания в адрес нашего дворника. Добродушная лохматая собака радостно носилась туда-сюда и требовала от прохожих подачки. Вот она перебежала через дорогу в маленький скверик напротив моего дома, побегала между деревьями, поискала что-то возле мусорного ящика и остановилась перед стоявшим у одной из лавочек снеговиком.
Точнее, это был не снеговик, а маленький снеговичок. Ребята, которые его здесь поставили, судя по всему, не отличались терпением и трудолюбием, а может быть, просто спешили. Снежные шары, из которых состояло его туловище, были слеплены кое-как, один глаз оказался выше другого, а нос-морковка был повёрнут набок. Вместо приятной улыбки лицо снеговичка было искривлено страдальческой гримасой, было видно, что он не испытывает восторга от своей внешности. Хотя, возможно, такой печальный облик снеговичок имел потому, что тоже начал таять.
Собака обнюхала снеговичка и присела рядом, пристально глядя ему в лицо. Издали казалось, что они разговаривают.
– Гав-гав?– вопросительно произносила собака и замирала в ожидании ответа.
Потом снова: – Гав?
Мне показалось, что снеговичок шевельнулся и выражение лица его слегка изменилось.
«Этого не может быть! – подумал я. – Да он же просто тает!»
Я вернулся за стол и начал читать условие задачи. Но что-то снова потянуло меня к окну.
Посмотрев в сторону скверика ещё раз, я, к своему удивлению, не обнаружил там ни собаки, ни снеговичка. В том, что собака убежала, конечно, не было ничего удивительного, но куда делся снеговичок? Не мог же он так быстро растаять!
В полном недоумении я снова сел за стол и попытался продолжить работу, но смог написать только слово «дано». Мысль об исчезнувшем снеговичке не давала мне покоя.
«Должно быть, кто-нибудь из прохожих пнул его ногой, и снеговичок развалился», – сообразил наконец я. Странно, что такая простая мысль не пришла мне в голову сразу. Всё-таки надо бывать на свежем воздухе каждый день. Выйти, что ли, прогуляться? Я ещё раз выглянул на улицу. Нет, не пойду, слишком мокро! По такой погоде недолго промочить ноги и заболеть.
И всё-таки, от снеговичка должен был остаться какой-то след: снежная кучка возле лавочки и, разумеется, морковка, бывшая носом. У меня хорошее зрение, я должен был разглядеть оранжевое пятно на снегу. Но морковки возле лавочки тоже не было. Возможно, её утащили и расклевали птицы. Вон они, вороны, сидят на дереве! И почему меня так заботит судьба какого-то жалкого снеговичка? Пора перестать думать об этом и заняться делом.
Вздохнув, я направился к столу с твёрдым намерением продолжить работу, но неожиданно в дверь позвонили. Я пошёл открывать, уверенный в том, что пришла тётя Люба. Мои родители уехали отдохнуть на недельку, оставив меня на попечение доброй старушки. Наверное, как всегда, забыла ключи.
На пороге стояла лохматая собака и рядом с ней – тот самый снеговичок!
– Здррр-гав!-ствуйте! – отрывисто пролаяла собака, с трудом произнося человеческие слова. – Хав!-лодильник ррработает?
Я настолько растерялся, что смог лишь кивнуть в ответ.
– Дав!-вай, быстррро!– скомандовала собака и проследовала на кухню. Снеговичок прошлёпал за ней, оставляя на полу небольшие лужицы. Они подошли к холодильнику, собака подставила снеговичку спину, и тот забрался в морозильную камеру, выбросив оттуда пакет с цыплёнком.
– Что вы делаете?! – возмутился я, но собака взглянула на меня большими добрыми глазами и проворчала с укоризной:
– Рррастает ведь парррень! Не будь э-гав!-истом!
Вильнув хвостом, она пошла к двери. Я попытался задержать её. Говорящая собака! Ведь этого не может быть!
– Ещё как может! – сказала собака. С каждой новой фразой она говорила всё лучше и лучше. – Ррради спасения ближне-гав! не только за-гав!-варить, а даже и запеть можно!
На пороге она обернулась:
– Всего-то до четвер-гав! Поезд