Бабушка страдала от высокого давления, ее мучили головные боли, и я восприняла ее слова, как результат болезни.
Сейчас я живу одна в бабушкиной квартире. Мне уже за тридцать. Мне моя жизнь напоминает не взошедшее тесто. Толи в него дрожжей положили мало, толи не вымесили хорошенько, но оно не поднялось и скисло. Так и мне чего-то не хватало. При общем внешнем благополучии меня съедала постоянная неудовлетворенность и тоска. Порой мне казалось, что я вообще не живу, а функционирую. Что все, что я делаю, все люди, которые меня окружают, не имеют ко мне настоящей, той, что спрятана глубоко внутри, никакого отношения.
Эта разобщенность с действительностью мне мешала наслаждаться жизнью. Крепко настоянное одиночество, как облако окружало меня, и я не могла через него пробиться к жизни. Я, с привлекательной внешностью, хорошим образованием, с престижной работой и прочими моими несомненными преимуществами, почему-то не смогла создать прочных отношений ни с одним мужчиной. Подруг, с которыми можно было бы просто поделиться горестями или глупостями не было тоже.
Было несколько приятельниц, таких же неустроенных как я, которые сбились в стайку и прятались в ней от одиночества. Они, собираясь вместе, вели себя шумно, раскованно, вызывающе и демонстративно игнорировали мужчин, если таковые пытались с ними завести знакомства. Они усиленно пытались втянуть и меня в свой круг. Но меня отпугивал их агрессивный феминизм. Их уверения, что мужчины им совсем не нужны, выглядели жалкими и лживыми. Я их сторонилась еще больше, чем довольных жизнью и окруженных мужьями, детьми или любовниками, знакомых женщин.
Чашка первая
Больше всего на свете я не люблю праздники, потому что именно в такие дни я наиболее остро ощущаю свою неприкаянность и одиночество. Когда в предпраздничной суматохе я наблюдаю, как множество возбужденных мужчин и женщин с азартом тащат в свои гнезда гору продуктов, ищут подарки для своих любимых, детей и друзей, я начинаю их остро ненавидеть и жалеть себя. Конечно, про ненависть я сильно преувеличила, я скорее ощущаю себя среди этих людей человеком другого племени, который случайно отбился от своих и, обречен маяться среди чужих. А где они мои соплеменники? Я взывала к ним всей душой, найти и спасти меня от неприкаянной и одинокой жизни. Но племя не отзывалось, оно, видимо, обретало в других мирах.
Неумолимо надвигалась череда праздников, а ближайший из них – десятилетний юбилей банка, в котором я работала, и я заранее готовилась как-то все это пережить. На корпоративе, по случаю юбилея, я сидела за столом со своими коллегами. Все были нарядные, веселые, пьяные и много смеялись. Все соревновались друг с другом в произнесении цветистых тостов, желали счастья, успеха и процветания в грядущем для банка и для себя лично, и искренне верили, что так и будет. Я делала вид, что мне тоже хорошо и весело, я пила, и как могла, участвовала в общем бестолковом разговоре. Но меня просто рвало от этой лавины пустозвонства, ледяная тоска сковала мою душу, я еле сдерживалась, чтобы не закричать во все горло:
– Как вы все банальны и лживы, Вы так умело притворяетесь, что счастливы. Каждый из Вас в душе по-настоящему не любит: ни свою жизнь, ни свою работу, ни коллег. Вам надоело тащить воз каждодневных обязанностей, каждый день вертеться в этой колее без какой-либо надежды освободиться из нее до конца своих дней. Если бы у вас была возможность вырваться из этого надоевшего круга и оказаться не здесь, а в каком-нибудь другом по-настоящему прекрасном и безопасном месте, вы бы не задумываясь, перешагнули, через то, за что вы так цепляетесь и чем гордитесь.
Я испугалась, что сорвусь и выплесну то, что переполняло меня и испорчу людям праздник. Сославшись на головную боль, я потихоньку собралась и поехала домой. Приняв горячий душ, села на своей маленькой кухне и решила сегодня же найти решение о своем дальнейшем существовании, или придумать, как избавиться от него. Так больше продолжаться не может, жить, так как я живу, я не могу, и не хочу. А что сделать, как изменить свою жизнь я не знала. Единственный человек, который бы понял меня и дал бы совет, была бабушка.
Сложилось так, что меня воспитывала она, а с родителями у меня не было душевной близости. Мои родители очень хорошие, со всех сторон благополучные и добродетельные люди. Но пусть они меня простят, я всегда их считала недалекими и бездуховными. Они жили аккуратно, делали то, что положено людям их статуса и возраста и всякое отступление от правил считали недопустимым. Они бы не поняли меня и сказали, что я с жиру бешусь, или у меня гормональный дисбаланс, как однажды выдала моя мама, когда я попыталась с ней поделиться своими переживаниями.
Я сидела и пила крепкий сладкий кофе, который всегда меня почему-то успокаивал. Я пила кофе из драгоценной бабушкиной чашки. Допив его, я прижала еще теплую чашку к своей щеке, я с тоской вслух сказала: «Бабулечка, что мне делать? Помоги и научи, как спасти мне свою жизнь.
Я помнила, что бабушка мне сказала перед смертью. Я не знала, как кофейная чашка может мне помочь, но я стала ее внимательно разглядывать. Внезапно я почувствовало покалывание в области лба над бровями,