Не торопись…. Матвей Алексеевич Елисеев

стался с девушкой из-за того, что уделял ей непростительно мало внимания.

      – Ну и дурак, – подумал я про себя.

      Однако сегодня я никак не мог не приехать…

      Я поворачиваю голову налево и смотрю на большую коробку, обёрнутую в розовую бумагу с синим бантиком. В ней находится подарок на день рождения моей бабушки. Постельное бельё, какое разочарование, должно быть, она испытает, когда увидит тебя! Что ж, ничего нового: подарки не моя стезя. Впрочем, как и забота о близких.

      Мы съезжаем с главной дороги на улицу, где живут мои бабушка и дед. Нас трясёт. Забавно: за столько лет здесь ничего не поменялось. Всё тот же дырявый асфальт, те же потухшие, наверное, от скуки фонари, тот же ряд теперь уже обветшалых домов, хозяева которых, должно быть, смотрят какое-нибудь очередное вечернее шоу по телевидению. А в придачу к ним те самые древние коты, лежащие под скрипучими креслами.

      Меня немного подбрасывает на кочках, но это даже приятно. На ум, или же сердце, сразу приходят воспоминания из детства: как мы едем из местного магазина на старой волге. Я валяюсь на заднем сиденье, согреваемый объятиями бабушки, и наслаждаюсь пьянящим запахом старины… интересно, это я его выдумал или он действительно был?

      Мы останавливаемся. Я прощаюсь с водителем, высовываю голову из автомобиля и вспоминаю, что оставил подарок на сиденье. Повернувшись, глупо улыбаюсь таксисту, хватаю коробку и неловко выползаю из машины.

      Оказавшись на холоде, я делаю глубокий, немного нервный вздох. Быстро привожу мысли в порядок и направляюсь к заснеженной калитке. Дёргаю ручку, тяну дверь на себя – ничего. Должно быть, опять забор перекосился, а значит и калитка снова не открывается. Время идёт, а проблемы всё те же.

      Отхожу на пару шагов назад. Смотрю в сторону и вижу: ворота слегка приоткрыты. Всё как в старые добрые деньки.

      Оказавшись по другую сторону забора, предо мной предстал старый дворик, словно ожившее воспоминание прямиком из детства. Всё те же кусты роз, высокие сгорбленные ёлки. Крыша сарая, до которой можно дотянуться кончиками пальцев, деревянный столик. И всё это под снегом. Иногда мне думается, что именно таким и запомню я своё прошлое: покрытым холодной пеленой, скрывающей неровности. Укрою мебель белой простынёй, выключу старчески-жёлтый свет и, прежде чем уйти в конец, брошу финальный взгляд на все забытые, ценой малой или великой, мгновенья… Да, наверное, именно в таком виде эти моменты будут смотреться даже лучше, чем в действительности.

      Подойдя к входу в дом, я услышал, как сбоку от меня кто-то разговаривает по телефону. Я завернул за угол и встретился с отцом.

      – Погоди, – сказал он это в телефон и прикрыл его ладонью, – сынооок, привет. Как дела? Как доехал? Не холодно тебе в твоём тоненьком пальто у нас? – засыпал он меня вопросами, не дав мне и слова сказать. А я же просто стоял первые пару секунд и по-дурацки улыбался.

      – Всё нормально, пап, – сказал я лучшее, что пришло мне в голову.

      – Ну и хорошо. Иди в дом. Там уже твои любимые бутерброды с икрой поставили на стол. Я скоро буду, иди, – сказав это, он махнул рукой, а затем отошёл в сторонку и продолжил обсуждать какие-то деловые вопросы со своей привычной лёгкой манерой речи, как будто он ведёт беседу не с каким-нибудь очередным вором-неудачником, попавшимся на взяточничестве, а с сердечным другом и приятелем по бутылке.

      Я поднимаюсь по ступенькам и захожу в коридор. От остальных меня отделяет деревянная дверь со стеклянным вырезом посередине. Лишь посмотрев в него миг, я уже ощутил на себе то тепло, которое обитает только в таких домах. И доступно оно лишь для тех, кто рад этому дому, и кому он рад, ведь нет более радушного хозяина, чем родные стены, помнящие гораздо больше, нежели они могли бы или хотели с нами поделиться.