– Совершенно верно, Аристарх Абрамович, – молодой человек в кресле внимательно посмотрел на меня, – он самый.
Я еще раз критически оглядел этот лист, потом протянул руку чтобы взять его, но молодой человек остановил меня.
– Нет, нет, Аристарх Абрамович! – закричал он, выпрыгивая из кресла. – Ни в коем случае! Голыми руками к нему нельзя прикасаться! Иначе он испортится!
– Вот как! – я отдернул руку, – Интересно. А почему?
– Физический контакт с любым белковым соединением способен мгновенно нарушить внутреннюю структуру индиктора. Она и без того очень хрупкая.
– Ясно. Но тогда позвольте полюбопытствовать почему этот прибор, скажем так, находится в таком виде? Отчего он не заключен в какой либо футляр, в защитную оболочку?
– Видите ли, – молодой человек смутился и отвел взгляд, – дело в том, что этот, как вы говорите, футляр вещь довольно громоздкая и перевозить его с места на место было бы затруднительно. Но если вас заинтересует это устройство, – он кивнул на стол, – и вы захотите его приобрести, то, естественно, вместе с футляром. Я доставлю его в течение часа.
– Хм, так значит вы утверждаете, что этот с виду обычный лист бумаги является определитем эмоций?
– Да-да, ведь я вам говорил уже, – ответил незнакомец, снова усаживаясь в кресло, – этот индикатор изменяет свой цвет в зависимости от настроения. Он может быть либо черным либо белым. Если у вас хорошее настроение, то этот лист покажется вам белым, если плохое, соответственно, черным. Вот скажите, какой у него сейчас цвет?
– Белый, – усмехнувшись ответил я.
– Вот видите, значит, у вас сейчас прекрасное настроение! – молодой человек ослепительно улыбнулся.
– Ну, пожалуй, да, – ответил я, вспомнив о новеньком вчера только купленном «БМВ», – так значит, вы говорите, он изменяет цвет…
Раздался стук в дверь.
– Войдите, – громко сказал я.
В кабинет вплыла Мадлен, моя секретарша. Не обращая никакого внимания на незнакомца, вернее, даже не замечая его, поскольку он совсем утонул в мягком кресле и почти слился с ним, она грациозно покачивая бедрами неторопливо двинулась к столу.
– Аристарх Абрамович, – обиженно заговорила она, подходя ко мне, – вот вчерашний договор. Войтинский отказался его подписать.
– То есть как это отказался? – вскричал я, забирая у Мадлен бланк, – Мы с ним вчера все согласовали. Этого не может быть!
– Он возражает против восьмого пункта, вот этого, – холеный пальчик холеной секретарши указывал на одну из строчек договора.
– Почему? – я склонился над бланком.
– Он считает, что это лишнее. – Мадлен тоже наклонилась, тыча пальцем в текст.
– Черт! – проговорил я, – Набери мне его.
Мадлен потянулась к телефону…
…Только через полчаса нам удалось договориться и найти оптимальный вариант. Мадлен ушла, забрав исправленный договор. Я достал из кармана носовой платок и вытер взмокший лоб.
«Да, Войтинский, – подумал я, – Хитрая ж ты лиса! Даже не лиса, а скорее жук.»
Я глубоко вздохнул, откинулся назад, заложил руки за голову, зажмурил глаза и потянулся так, что захрустели шейные позвонки.
– Ты даже не лиса, а жук, – громко повторил я.
Внезапно, услышав тихое покашливание, я раскрыл глаза и взглянул на кресло. Незнакомец по-прежнему находился в нем, терпеливо дожидаясь завершения наших дебатов. Признаться, я совсем забыл о нем.
– Простите, – сказал ему я, – Мне пришлось отвлечься. Так о чем мы с вами говорили?
– Вот об этом, – молодой человек указал мне на определитель эмоций, по прежнему лежавший на столе.
– Ах, да! – вспомнил я, – так значит… Но постойте! – поглядев на индикатор я обнаружил, что он стал черным.
– Ясно, – незнакомец все понял, – видимо, сейчас у вас испортилось настроение и лист кажется вам черным. Не так ли?
– Да, эта история с договором меня действительно расстроила, – проговорил я с изумлением глядя на индикатор, – и он изменил цвет. Выходит вы говорили правду… Невероятно! Сколько вы за него хотите?
– Пя… нет, десять тысяч, – ответил незнакомец и глаза его заблестели.
– Хорошо, – ответил я доставая из сейфа пачку банкнот, – вот вам пять тысяч. Остальные получите после доставки футляра.
Когда посетитель ушел, я некоторое время сидел, глядя на это чудо современной техники. Лист оставался черным. Я попытался поднять свое настроение подумав о чем-нибудь приятном: о новой машине, о скором приезде Виктора, о вечернем ужине тет-а-тет с Мадлен. Цвет прибора не менялся. Настроение все еще было скверным.
«Какая же у меня натура, – усмехнувшись подумал я, – излишне впечатлительная. Для бизнесмена это вредно.»
Потом я надел перчатки и очень осторожно взял индикатор, чтобы